— Что тебя больше побуждает к творчеству: трудности или ощущение гармонии?

— Желание видеть светлое, даже если в настоящее время вокруг тьма.

— От чего ты устаешь больше всего?

— От усталости. У меня есть такие строки:

Я знаю, насколько усталость

Труднее бывает, чем смерть...

— Когда приходится делать выбор, чем ты руководствуешься?

— Чувствами... и знаками.

— Что научило тебя прислушиваться к знакам?

— Желание слышать себя.

— Но внешний мир дает подсказки? Ты вообще веришь в судьбу или в личную ответственность?

— Я твердо убежден, что на всё воля Бога. Ему нравится играть в игру, чем-то напоминающую шахматы. Он в нее и играет. Кто-то — в черной армии, кто-то — в белой. Главное — понимать свои функции и возможности. И хуже переоценивать свою роль в этой игре, чем недооценивать ее. Он играет сам с собой, и Ему это, похоже, очень нравится. Но играет именно Он.

— Но всё-таки оценивает свою роль сам человек. Значит, есть какое-то пространство для самоопределения? Зачем же иначе человеку воля? Вот тебе — зачем?

— Затем, чтобы пройти свой путь до конца. Не все дни в моей жизни светлые, и не все ночи сонные, поэтому нужна воля для того, чтобы преодолевать временные трудности. В ответ на мою искренность я очень часто получаю откровенные удары зависти. Мои поступки зачастую истолковываются с точностью до наоборот, но постепенно я учусь не обращать на это внимания. Как ты думаешь, это можно сделать без воли?

— Думаю, нет. То есть ты всё-таки что-то решаешь. Хотя бы — оставаться на игровом поле или нет. А это уже много.

— Если ты имеешь в виду самоубийство, то, конечно, такой вопрос относится к области моих решений. По крайней мере, мне хочется в это верить.

— Давай лучше о жизни. Тем более, скоро твой день рождения. Что принес прошедший год, как тебя изменил?

— Мне трудно видеть себя со стороны, я не отмеряю жизнь датами. Очевидно, что я счастлив, как и в прошлом году.

— Ты много ездишь по миру, по стране. Что тебе ближе — ощущение путешествия или чувство дома?

— Ощущение нужности.

— Получается — учиться на чужом опыте?

— Скорее теоретически. Всё равно пока не ударишься по-настоящему, не прочувствуешь всю силу знания или незнания жизни.

— Тебе не понравился фильм «Высоцкий». Почему так нельзя показывать поэта, на твой взгляд?

— Потому что это не имеет никакого отношения к Владимиру Семеновичу Высоцкому. Никакого. В ряду русских и не только русских поэтов — это святое имя. И какие бы рога и копыта ему ни рисовали, особенно после смерти, никто не сможет осквернить того, что он создал, и как прожил то, что создал.

— Недавно был сделан новый спектакль по твоим стихам. Как ты воспринимаешь вторжение другого автора — режиссера — в твое творческое пространство?

— Мне было как минимум очень интересно, как факт. Я так переволновался, что напился «в хлам», хотя очень редко злоупотребляю алкоголем.

— Не возникло желания самому сделать постановку?

— Скорее нет, чем да. Я не могу заниматься статикой, мне нужно движение. И слова, которые я вчера складывал в строки, для меня, как и эмоции, переживаются один раз. Мне было бы очень тяжело репетировать одно и то же. Но при этом я всегда мечтал быть рок-звездой.

— Ты пишешь стихи, когда приходит вдохновение?

— Я, к сожалению, не могу точно определить понятие вдохновения. Может быть, то состояние, в котором я пишу, и есть вдохновение.

— Для тебя существует разделение на женскую и мужскую поэзию? Возможно ли оно вообще? И если да, то по какому принципу ты их различаешь?

— В моем представлении разделение существует, потому что для меня муза — женщина. И стихи мои обращены именно к женщине. Женщина — это один из языков общения с Богом. Через женщину я познаю все чувства от любви до... Испытываю все возможные эмоции. Наверное, женская поэзия существует. Наверное.

— Как ты считаешь, существует ли особый статус поэта? Чувствуешь ли ты изменение в отношении к своему делу?

— Однозначно, существует, и он, в первую очередь, влияет на отношение к самому себе. Я пишу и всегда писал только для себя. Мои стихи в первую очередь исповедь, а уж потом проповедь, и никак не наоборот. Я не продаю свои книги, потому что глупо продавать исповедь, но если кому-то близки мои мысли, я с удовольствием ими поделюсь. Со временем я начинаю что-то понимать и менять в себе, и, конечно же, меняется отношение к делу, делу всей моей жизни.

— Чтение на публике доставляет тебе удовольствие?

— Да.

— Что бы ты считал настоящим признанием себя как поэта?

— Я знаю, как это бывает после смерти. Но не знаю, как это при жизни должно быть, чтобы не мешало жить. Не знаю. И, думаю, никто не знает.

Анна Зозо