-Скажи, ты чувствуешь, что в твоей жизни есть этапы? И если да, то с чем связана их смена?

Мне не очень нравится слово этапы – я не чувствую себя ни осужденным на жизнь человеком, ни спортсменом,стремящимся преодолеть какую-то длинную,изматывающую дистанцию. Скажем так, в моей жизни есть путь, точнее, жизнь есть путь познания, и познания прежде всего себя. Я все время открываю в себе какие-то новые грани, и чем дальше я иду, тем все меньшую роль начинают играть окружающие меня понятия, и меняются отношения с внешним миром: со временем, с деньгами, с властью. Я все меньше подвержен страстям. Мне нравится тишина, но это не значит, что мир вокруг меня молчит, нет – в мире кипят страсти, и, как прежде, идет война, продолжаются взлеты и падения, углубляется кризис, усиливается тоталитаризм. Просто я стараюсь не впадать от этого в какое-то нервное состояние: бежать быстрее, и стараться как-товоспользоваться этой ситуацией, – нет и еще раз нет. Я стараюсь жить и живу по принципу: не говори Богу о своих проблемах, но скажи проблемам о том, что у тебя есть Бог.

-Как ты отсчитываешь пройденные ступени: к каким-то вещам ты уже не вернёшься? Или, наоборот, можешь что-то, чего не делал раньше?

Никак не отсчитываю. Хотя, наверное, весь мой путь легко проследить по моим стихам. Я пишу исповеди и говорю в них о том, что со мной происходит и что я думаю и делаю в этой связи. В стихах нет ни грамма лукавства, лжи и фальши. Я никогда не мстил, не ненавидел и не говорил о людях плохо и надеюсь в будущем не буду этого делать. В моем понимании все люди, с которыми я встречаюсь, – мои учителя. Все меня чему-то учат. Даже те, кто предают и воюют со мной. Заметь, они воюют, не я. Я у них учусь. Учусь сохранять спокойствие, учусь отвечать добром, учусь любви. Семь книг назад я круто поменял свою жизнь: я перестал быть певцом страсти и стал – как ни громко это звучит – поэтом любви, воином света. Очень надеюсь и верю, что стал, а если говорить точнее – становлюсь. Раньше это было интуитивно, а сейчас осознанно. Меня могут бить, и бить больно, но я буду благодарить этих людей за уроки. Можно сколько угодно говорить о подлости и предательстве, но до той поры, пока вам не разобьют лицо в кровь, – все это просто слова. А поэт, если он себя таковым считает, должен ответствовать за то, о чем он пишет. Я верю, я надеюсь, я люблю – вот чего я не понимал раньше. А теперь это все, что я умею или к чему стремлюсь. А Бог меня учит, испытывает и принимает зачеты. И притом Ему нужно, чтобы я получал только пятерки на Его экзаменах. Не у каждого учащегося есть такой педагог.

-А бывает страшно? Я не хочу спрашивать, чего ты боишься, – пусть никто об этом не знает. Но вообще фактор страха – он помогает двигаться вперёд или мешает?

Фактор страха как таковой оказывает на меня весьма незначительное влияние. Конечно, я смотрю под ноги, и конечно, избегаю необходимости идти по битому стеклу или углям. Но это всего лишь один из факторов, который напоминает или предупреждает о возможной боли, и не более того. Страх как таковой – категория будущего, а я стараюсь жить только здесь и сейчас. Но страшно бывает,не буду этого отрицать. И страшно, прежде всего, за любимых людей: маму, жену, детей, родственников, друзей и подруг. Это люди, за спокойствие которых я чувствуюполную ответственность.

-Для поэта есть понятие злободневности? Или он должен думать об универсальном и не браться за сиюминутные сюжеты?

Для поэта нет такого понятия как злоба вообще и злободневность в частности. Любая попытка использовать поэтическое слово в угоду сиюминутной ситуации чревата потерей себя в конечном счете – и как поэта, и как человека. Череда самоубийств русских и не только поэтов наглядное тому подтверждение. Я хочу повторить слова почитаемого мною поэта Башлачева: «Хороша любая проповедь, но лишь тогда, когда она исповедь». Никакой универсальности не существует: ты искренен только в том случае, если говоришь о своем, о живом – о том, что волнует только тебя. А это не имеет ничего общего с модой или сиюминутными сюжетами.

-Твоя жизнь очень активна: дороги, путешествия. Эта внешняя активность – мотор для внутренней работы?

Я не разделяю активность на внутреннюю и внешнюю. У меня есть возможность ездить, точнее, вся моя нынешняя жизнь связана с постоянными перемещениями и встречами в разных точках земного шара и особенно в разных городах необъятной Родины. Это во многом помогает найти источник свободного времени – как ни странно, но самолеты, поезда и машины дают возможность отключаться и переключаться на себя.

-И что ты делаешь, переключившись на себя, – рефлексируешь, анализируешь сделанное?

Ни первое, ни второе. Я стараюсь не оглядываться назад и уж тем более не рефлексировать. Да и анализатор из меня не очень – я во многом полагаюсь на интуицию и знаки, у меня эмоциональная логика. А переключаюсь я в основном на написание стихов. Мои стихи – это исповеди перед самим собой на все интересующие меня темы. Я не зарекаюсь, но очень надеюсь, что никогда не буду писать проповеди. Мне нравится моя жизнь, я люблю себя такого, какой я есть, и мне очень интересно общаться с самим собой.

-Читаешь чьи-нибудь стихи, кроме своих?

Свои стихи я в основном только пишу. Не свои читаю редко и в основном по случаю, когда оказываюсь рядышком скнижными полками в магазине. Я один раз в два или в три месяца езжу на спектакль в Питер, в Большой театр кукол – там поставили спектакль по стихам Александра Башлачева «Башлачёв. Человек поющий». Я поначалу как то агрессивно был настроен, но потом втянулся и не пропускаю ни одного показа. – Нравится. Гениальный он был, и есть, и будет поэт. Недавно прочитал ШотаРуставели «Витязь в тигровой шкуре» – очень понравилось. А на книжных полках я смотрю в основном стихи В.С.Высоцкого, правда, иногда еще В.Маяковского и И.Бродского. Я не очень люблю эту поэзию (я о Бродском),но тем не менее нет-нет да открою страничку.

-Зачем ты открываешь чужие стихи – посмотреть, как они написаны или о чём?

Я таким образом гадаю. Задаю себе вопрос и открываю на любой странице, чтобы получить ответ. Иногда очень забавно получается. Высоцкого я знаю почти всего и почти наизусть. У Маяковского иногда проскакивают забавные обороты, а Бродский бывает даже интересен. Играю я так. И часто, не найдя ответа, я сам его пишу. Забавно, да?

-Да! Бывает, что ответы, которые ты пишешь сам, тебя удивляют?

Именно такие стихи мне и нравятся больше всего. Я не пишу математически или логически построенные строки. Для меня это настоящий и захватывающий процесс. Я не задаю ни размер, ни заранее подготовленное в рифму слово,– это для меня всегда неожиданность. Работа моих ангелов.

-А другим людям твои стихи что могут дать? Ты бы что хотел, чтобы они передавали от тебя к тем, кто тоже видит работу твоих ангелов?

Я не знаю, что и кому могут давать мои стихи. Я пишу их для себя, и в этом их главная для меня ценность. В их венах течет моя кровь. Они подобны одежде, скроенной под меня: ни мало, ни велико. А это означает, что они помогают мне идти, спасают от жары и стужы. Если кому-то мой размер подойдет и одежда поможет, я буду только рад. А что мои стихи могут передать? – Я надеюсь, свет и тепло, веру,надежду и любовь – то, что они дают мне самому.

-За год в твоих стихах стало меньше страстей и больше мировоззренческих утверждений. То, о чём ты пишешь сейчас, – это недавние открытия, или ты рассказал о том, что тебе давно известно, просто время пришло именно сейчас?

Это моя жизнь, и если ты заметила, я всегда писал и пишу только о том, что меня беспокоит и вдохновляет. Ни о каких открытиях, или пониманиях, или понятиях, что сейчас время говорить, речи быть не может. Наверное, я просто сам пришел к этим темам или к ним меня привели мои стихи.

-Так всё-таки твои стихи выражают то, что ты чувствуешь, или они ведут тебя и открывают новые горизонты?

Я говорил и говорю, что мои стихи – это мои исповеди. Икаждый раз, исповедуясь, я очищаю себя сам, и как следствие, мне становится легче идти и горизонты сами по себе открываются. И главное, что они не исчезают и не приближаются, но сдвигаются; можно сказать, обновляют свое местонахождение относительно меня, идущего к ним.

-Есть ли цель у твоего движения, или движение ценно само по себе?

Насчет цели сказать трудно, главное, что для меня цель не является самоцелью. Я живу и радуюсь жизни, любые испытания принимаю как уроки и очень благодарен моим учителям. Я люблю людей. Я как будто смотрю кино о себе и смотрю его с благодарностью; понимаю, что если я не могу что-то поменять, то способен поменять к этому отношение. Уныние – грех, и это я твердо усвоил.

- В 2009 году, шесть лет назад, ты составил «Азбуку» для журнала «Desillusionist». Тогда на букву «А» у тебя был «Ангел» – «полномочный представитель творческих сил». «Я» ты определил как «самого любимого человека на земле». Если бы сегодня ты составлял «Азбуку», какие слова ты выбрал бы для букв «А» и «Я»?

«А» – Андрей, причем Алякин. А «Я» так и оставил бы – Я. Мне интересно с собой, я вдруг начал чувствовать себя по-другому. Я горжусь собой, и мне нравится моя жизнь, даже несмотря на то, что испытания и невзгоды подчас зашкаливают за все мыслимые максимумы. Мои стихи написаны в первую очередь для меня, и в этом особая магия моих взаимоотношений с Богом.

-Ты научился из всего извлекать урок?

Думаю, только учусь, и учиться придется, видимо, очень долго. Я хочу все уроки усваивать на пять – и в теории, и на практике. Пока с практикой есть проблемы, и в лучшем случае я получаю тройки. Бывают, конечно, просветления, но лишь на мгновения. Я абсолютно несовершенныйчеловек, и на этот счёт у меня нет никаких иллюзий.

Беседу вела: Анна Зозо