К СЕБЕ (июнь-июль 2006)
* * *
Запирали в сырые углы,
Задушить попытались в трубе,
Но воскрес поутру из золы,
А под вечер вернулся к себе.
Я из тех, кто не будет молчать,
Кто победу добудет в борьбе,
Кто ломает замки и печать
Для того, чтоб вернуться к себе.
Знаки могут всегда подсказать,
Доверяй только им и судьбе.
Не пытайся меня наказать,
Я вернусь невредимым к себе.
Я дойду, я останусь собой?
Гавриил, поиграй на трубе.
Я вернулся, я выиграл бой.
Я вернулся. Вернулся к себе.
* * *
Волосы вымыл дождем,
Сердце пометил огнем;
Мы никогда не уснем,
Мы этот город взорвем.
Выйдем на улицу в ночь,
Будем гулять до утра,
Будем плясать у костра
И будоражить ветра.
Эй, непокорный народ,
Ты узнаешь во мне власть?
Я — созидающий страсть.
Кто со мной хочет упасть?
Кто со мной хочет пропасть,
Волосы вымыв дождем?
Мы этот город возьмем,
Мы этот город взорвем.
Город с названьем «Содом».
Правда скрижалей окон.
Боль христианских икон
И летаргический сон.
Время выбрасывать хлам.
Краткий разбег по прямой.
Я не немой, не хромой.
Я возвратился домой.
Волосы стали чисты.
Я сквозь столетья плыву.
Я не во сне, наяву
Город сегодня взорву.
* * *
Наполню легкие ветрами,
Наполню уши тишиной,
Глаза — горящими кострами,
А губы — радостью хмельной.
Я не оставлю места злости,
Она сгорит в пылу огня.
Вот так и заявлюсь к вам в гости,
Вы не прогоните меня?
* * *
Время клочьями рвет,
Как рассаду, слова.
И кладет в раны лед,
Ран касаясь едва.
На «дорожках» зеркал
Забелел кокаин,
Сон тревожный пропал;
Я опять не один.
В переулках звенит
Раскаленная сталь;
Рассекая гранит,
Время сеет печаль.
* * *
Обезвоженный свой организм
Наполняю коктейлем страстей.
Во мне очень силен магнетизм,
И к тому же я против властей.
Нет управы на мысли и нрав,
Правда, голым еще не хожу.
Но зато, от страданий устав,
Я стихами весь мир заражу.
Треть давно я уже заразил,
Ввел вакцину от страшной беды.
Те, кого бескорыстно любил,
Как и я, ищут запах воды.
* * *
Руки тянутся прямо к теплу,
Инстинктивно я чувствую жар.
Но опять, прислоняясь к стеклу,
Получаю мощнейший удар.
Словно в зеркале вижу себя
Двадцати пяти радостных лет.
Там, отчаянно юность губя,
Бредил званьем «российский поэт».
Что теперь? — Это званье ношу
И давно не играю в слова,
И давно я себя не душу,
Меня душит людская молва.
Душат женщины, душит тоска,
Душит образ… Ищу тишину.
Застывая в преддверьи броска,
Я бегу покорять целину
По тайге и по тундре, в леса,
И в болота, и в горы… Везде
Я ищу на снегу чудеса,
Я катаюсь верхом на звезде.
Всё смешалось, но я не устал.
Головой прислоняясь к стеклу,
Понимаю — я что-то создал,
Руки тянутся снова к теплу.
* * *
Сегодня лето началось с дождя.
Всю ночь гроза, и молнии, и гром,
И словно слез непролитых синдром
С истерикой мой сотрясали дом.
Мне не спалось, я думал о дожде.
Как это странно — плачут небеса.
А поутру — не лужи, а роса,
Кругом роса — на травах и в лесах.
Кругом роса, как слезы,— мир спасен!
Ты думаешь, земле хотелось пить?
Весна прошла, и, чтоб следы замыть,
Дождь должен до утра из ведер лить.
* * *
Молчит «Страна негодяев»,
Сижу в отцовском пальто.
Отпет гудками трамваев,
Клаксонами старых авто.
Мне нравится это лето.
Я солнцем насквозь прошит,
Закаты сменяют рассветы,
А ненависть — горечь обид.
Пусть делает, как захочет,
Нет времени, чтоб горевать.
Мне волосы щеку щекочут,
И хочется голос сорвать.
И крикнуть: «Страна негодяев,
Откликнись на этот обман —
С гудками авто и трамваев
Отпетый воскрес хулиган!».
* * *
Я смотрю на себя с высоты,
Я к себе что есть силы бегу.
Наложи поскорее бинты,
Видишь — раны кровят на снегу.
Я был ранен навылет в крыло,
Но я не был сегодня убит,
Поспеши, пока мне повезло,
Пока сердце без сбоев стучит.
Пока кровь не покинула жил,
Наложи поскорее бинты.
Я бегу, не щадя своих сил,
Но спасти меня можешь лишь ты.
* * *
Тебя еще не раз накроет,
Да и меня накроет вновь
То чувство, что под сердцем ноет:
Болезнь с названием ЛЮБОВЬ.
Болезнь, которая отчасти
Дается на земле не всем —
Кромсающее душу счастье
В плену обыденных проблем.
Как тяжело жить созидая,
Как тяжело себя терзать,
Я заплатил за свет страдая,
Но я успел про всё сказать.
Освободившись от сомнений,
Ты продала себя, и что ж?
Над нежностью стихотворений
Ты занесла свой острый нож.
Ты перерезала мне вены,
Но не ослабнет страсть руки.
Меня накроет боль измены,
Тебя раздавит пресс тоски.
* * *
Когда приближался назначенный срок,
Мне солнце кричало: «Пора!».
Листва укрывала изъяны дорог,
Чтоб не было грустно с утра.
Кленовые листья снимали печаль,
В их золоте прятался свет,
И вдаль отступала любая мораль.
Я чувствовал таинство лет,
Когда обнаженный в ночной тишине
К тебе обнаженной я льнул,
Луна нам светила, и звездам в окне
Хотелось увидеть разгул.
Но, шторы задернув, мы пили коктейль
Из нежности, ласк и мечты.
Казалась мала нам земная постель,
Хотелось иной высоты.
И крыши, любезно себя предложив,
Плацдармом служили страстям.
Я сам сочинял и слова, и мотив,
И песни я пел тогда сам.
Ты, мне улыбаясь, сдавала права.
Ты думала, будто я — Бог.
А утром дороги укрыла листва,
И нет у нас больше дорог.
* * *
Я смотрю в предрассветную тишь,
Зачарованный снами, как сказкой.
Жаль, другому ты принадлежишь,
И другой тебя балует лаской.
Но я первый из тех, кто раскрыл
Тебя миру, в том нету сомнений.
Помнишь, как я тебе посвятил
Свое лучшее стихотворенье?
И я много потом посвящал,
И я многих стихами добился,
Я со многими в небе летал,
Но из неба один возвратился.
Знаю, стоит лишь крикнуть: «Приди!»,
Ты придешь, безусловно, на встречу,
Но прошу тебя, не приходи,
Не клади ты мне руки на плечи.
Я не знаю, родная, себя.
Меня в крайности страсти бросают,
Меня любят, любовью губя,
И читая, меня не читают.
Лишь порыв, лишь болезненный всплеск.
Но трещавшее раньше — не треснет.
Я зажгу в тебе, может быть, блеск,
Посвящу тебе нежные песни.
Всё неправда и правда, не верь,
Не поймешь и не сможешь забыться.
Я однажды закрыл эту дверь,
Я не дам тебе вновь возвратиться.
Я смотрю в предрассветную тишь,
Зачарованный снами, как сказкой.
Ты, как раньше, мне принадлежишь.
Пусть другой тебя балует лаской.
* * *
Не дави мне тоскою на грудь,
Я и так сам себя раздавлю.
Объясни мне сермяжную суть:
Эта боль — оттого, что люблю?
Иль люблю — оттого, что болит?
Почему не могу устоять,
Если время мое не стоит,
Если жизнь невозможно понять?
Нелогичны бывают дела,
И в словах скрыто Имя Имен,
Если хочется просто тепла,
А не милости стертых икон.
Может, мне одному тяжело?
Может, я чересчур одинок?
Или, может быть, мне повезло,
Что я чувствую рифму и слог?
Только очень прошу — не дави,
Если нужно, я сам раздавлю
И умру от безумной любви,
Оттого, что безумно люблю.
* * *
Хотелось мне воды напиться впрок,
Хотелось впрок наесться до отвала,
Но застревал во рту моем кусок,
Вода куда-то мимо утекала.
Хотелось надышаться на века,
Оттосковать хотелось на столетья,
Но отступала от меня тоска,
И воздух гор сменял беспечный ветер.
Хотелось до безумья полюбить,
Хотелось от войны спасти народы,
Но без войны народ не может жить,
А на любовь воздействует природа.
* * *
Жарко. Ветрено. Холод. Мороз.
Смех. Улыбки. Молчание. Слезы.
Лепестки увядающих роз,
Как стихи, поглощенные прозой.
Вспышка. Радость. Терзание. Боль.
Тишина и неровные стуки.
Кокаин. Анаша. Алкоголь.
Страх потерь. Неизбежность разлуки.
Дальше — хуже. Неверье себе
Загоняет в депрессию душу,
Жизнь напрасно проходит в борьбе.
Позвони, и я стены порушу.
Я сломаю твой нервный острог,
Отпущу погулять на раздолье.
Жизнь прекрасна — в тебе живет Бог,
Ты не можешь быть Богом в неволе.
Отпусти ты себя, отпусти,
На дворе много солнца и лета.
Не грусти, я прошу, не грусти,
И пойми, и прими только это.
* * *
Ждут опять неведомые страны,
Поцелуи незнакомок ждут.
Я хожу по жизни хулиганом,
Меня страсти по судьбе ведут.
Подари мне, милая, улыбку.
Я тебе нарву цветов в ночи,
Я сыграю для тебя на скрипке,
И к замкам я подберу ключи.
Милый друг, налей в стаканы водки.
Будем пить и будем танцевать,
И я буду, не жалея глотки,
Одному тебе стихи орать.
Жизнь всегда таинственна и странна,
Эту странность не дано забыть.
Я хожу по миру хулиганом,
В этом мире мне другим не быть.
* * *
Я вижу неба синь необъятную,
Я вижу сушу с белыми пятнами,
Я вижу, как дожди прекращаются,
Я вижу, как с обидой прощаются.
Я начинаю мыслить без помыслов,
Я начинаю веровать в промыслы,
Я начинаю видеть невидимо,
Я начинаю быть ненавидимым.
Я не боюсь ни снов, ни депрессии,
Я не боюсь внезапной агрессии,
Я не боюсь быть сбитым и схваченным,
Я не боюсь прожить одураченным.
* * *
Море под нами.
Мы над водой.
Смочено снами.
Смыто бедой.
Есть только небо
И горизонт.
Был или не был?
Явь или сон?
Плачут дельфины.
Чайки грустят.
Есть ли причина?
Может, назад?
Может, не стоит
Думать в тиши,
Что нас удостоят
Скорбью души.
* * *
Как незримые стрелы страстей,
В мой мобильник летят из небес
Строки глупостей и новостей,
Километры шальных SMS.
До сих пор не пойму — как же так:
Буквы, цифры с экранов страниц?
И для них расстоянья — пустяк,
И для них нету в мире границ.
Не жалея придуманных стрел,
Запускаю эмоции в мир.
Я в игре этой поднаторел,
Я стихами засыпал эфир.
Я в ответ получаю поток
Вдохновенья для новых чудес,
Состоящий из пламенных строк,
Километров шальных SMS.
* * *
Увожу свежий ветер морской,
Оставляю на время любимых.
И смотрю я на солнце с тоской,
Этим солнцем нещадно палимый.
Мои милые сын и жена,
Мне без вас очень грустно, но всё же
Мне разлука такая дана,
Чтоб понять и подумать, быть может,
О превратностях этой судьбы,
О любви моей к вам… К сожаленью,
Я в борьбе. Не могу без борьбы.
Вы, поняв, подарите прощенье.
Я вернусь, очень скоро вернусь,
По-другому, поверьте, не будет.
Лишь с проблемами я разберусь,
И вернусь к вам, любимые люди.
* * *
Добро никак не отличить от зла,
Ведь для природы всё одно и то же.
Одних беда от бед уберегла,
Других несчастье сделало моложе.
О счастье говорить я не хочу,
Да и понятье счастья очень спорно.
Одни поставят на алтарь свечу,
Другие упадут к ногам покорно.
Природе на сомненья наплевать,
Она бессмертна, и она нетленна.
Пока нас волны будут накрывать,
Нам не понять загадочность Вселенной.
Мы не поймем загадку гор и рек,
Сокровищ неба и чудес планеты.
Увы, не идеален человек,
Ему нужны вопросы и ответы.
Ему нет жизни без добра и зла,
Без тьмы и света, без кнута и ласки.
В любом огне есть угли и зола,
И лишь природе безразличны краски.
Я возвращаюсь к самому себе,
Я понимаю, как ничтожны страсти.
Никто не сможет победить в борьбе,
Никто не сможет вечно быть у власти.
* * *
Первый поцелуй и страсть в глазах,
Ревность, ожидание, измена…
Вместе, вместо и попеременно,
До отказа и на тормозах.
Мчимся, обгоняя суету,
Говорим с заката до рассвета.
Полглотка, глоток и сигарета,
Взмах, толчок, набрали высоту.
Поутру — напрасные сомненья,
А с уходом заиграет кровь:
Память, боль, желание, любовь —
То, что не вернется, к сожаленью.
* * *
Я успел до грозы, я привел с собой гром.
Меру Божьей слезы я отмерил ведром.
Ты хотела познать мое небо на вкус.
Я не смог отказать и отвергнуть искус.
На асфальте — вода, но не видно следов.
И беда — не беда, нет «соломенных» вдов,
Ибо ты не вдова, я не умер в тебе,
Я оставил слова, я остался в судьбе.
Есть в скольженьи минут память снов и огня,
И не смоют мой труд воды после меня.
* * *
Я думаю о встречах и разлуках;
Всё не случайно, что и говорить.
Мне это нужно: растворяясь в муках,
Без мук творю, и хочется творить,
Придумывать нелепые сюжеты
И совмещать с нелепостью дела.
Мне нравится по жизни быть поэтом,
Мне нравится, что в сердце есть стрела —
Стрела амура, пущенная метко;
Я поражен, но боль сладка в груди,
И приступы хандры довольно редки,
И светлый облик где-то впереди.
Я — прорицатель собственного эго,
Я сам из тех, кто сам в себе живет.
Душа моя белым-бела от снега,
Но под ногами очень скользкий лед.
Не поскользнуться — вот она задача,
Не растопить, не вытоптать, не дать
Себя испачкать; так или иначе,
Я не боюсь напрасно пострадать.
Я не боюсь весь раствориться в муках,
Я не боюсь в себе самом творить,
Я думаю о встречах и разлуках,
Всё не случайно, что и говорить.
* * *
Здесь всё не так, не эдак, и подчас
Мне кажется, что я еще не жил.
Меня ласкают сотни нежных глаз,
Мне машут сотни снежно-белых крыл.
Со мной играют в чудную игру:
Передо мной таинственный тоннель,
И я войду в него, когда умру,
Но смерть моя сейчас — не самоцель.
Душа летает, и душа поет,
С небес взирая на родную Русь.
Россия-мама моих песен ждет,
Я напишу их сразу, как проснусь.
* * *
Я жгу желтоглазую ночь,
Оплывшим огарком свечи
Уходит энергия прочь,
Бессильны со мною врачи.
Таблеток обманчивый вид,
Бутылка почти что пуста,
Безжизненно тело лежит,
Я молча считаю до ста.
Считаю до ста вновь и вновь,
Причин для бессонницы нет:
Давно как доступна любовь,
И выброшен прочь пистолет.
Я молод, успешен, красив,
Талантлив и дерзок порой.
Я в силах придумать мотив,
Со страстью увлечься игрой.
Но жгу желтоглазую ночь,
Оплывшим огарком свечи
Уходит энергия прочь,
Разводят руками врачи.
* * *
Не зажигай в душе моей свечу.
Спустись одна в двухместную каюту,
Я не устал, я просто не хочу
Напрасно тратить на тебя валюту.
Мне с капитаном нужно поболтать
О силе ветра и о южных странах.
Я сам мечтал когда-то юнгой стать,
Чтоб плавать по морям и океанам.
Жизнь такова, что всё наоборот.
Судьба со мной сыграла злые шутки,
Меня без тряски и трясет, и рвет,
Меня спасают только проститутки.
Я ром не пью. Какой я капитан?
Я форму приобрел на распродаже.
Со мной ты не увидишь океан,
Со мной ты лужи не увидишь даже.
Да и корабль — не крейсер, а бордель,
Давным-давно стоящий на приколе.
Он врос корнями в дно. Прости мне хмель,
Я перебрал на дружеском застолье.
Я врал тебе, что много заплачý:
Рублей хватило только на каюту,
На кружку пива, воблу и свечу —
Всё остальное стоит очень круто.
И я себе позволить не могу,
Я объяснил всё это капитану.
Я подожду тебя на берегу,
А он с тобой пусть двинет к океану.
* * *
«Поэт — уже хороший человек,—
Сказал мне как-то за столом приятель.—
Ведь он в слова укладывает век,
Он — проводник, и он же — прорицатель.
Он боль свою выносит на листы,
Он, мучаясь, не смотрит на законы.
Его законы облачно просты,
Ему малы оклады и иконы».
Я улыбнулся — это, может быть,
Мне было удивительно приятно,
Но главное — страну свою любить,
Не замечать на светлом лике пятна.
Поэт — он очень грешный человек,
И он, слова укладывая в строчки,
Бесспорно, славит и себя, и век,
И никогда не ставит в строчках точки.
* * *
Уж не знаю, в котором часу,
Уж не знаю, кто в том виноват,—
Заблудился в себе, как в лесу,
И не помню тропинок назад.
На эмоциях шел до утра,
Ждал, когда во мне солнце взойдет,
Не жалел ни себя, ни костра,
Верил — время мне пламя зачтет.
Ель колючими лапами жгла,
Я тянулся к березам в ночи
И касался губами ствола,
Надо мною смеялись грачи,
И сова громко ухала мне,
Когда я говорил с родником,
И катилась роса по спине,
И трава соглашалась тайком
С тем, что вдаль от себя не уйти,
Не уйти от намоленных мест,
С тем, что нет без начала пути,
Что не зря волоку этот крест,
Тот, который во мне испокон
И который с собой унесу —
Мимо грустно стоящих икон,
Мимо зверя в дремучем лесу.
Я такой, и другим мне не стать,
И другим я назад не вернусь,
И другого не станет встречать
Хлебом-солью любимая Русь.
* * *
Вылетят окна и двери,
Забудутся даты и отчества,
Когда с осознаньем потери
Пройдет целый век одиночества.
* * *
Я не знаю, кто ты,
Но я слышу дыханье.
Между нами — мечты
И надежд полыханье.
Есть желание жить
Вопреки всем прогнозам,
И снежинкой кружить,
И подыгрывать грозам.
Я не знаю, кто ты,
Но я чувствую звуки.
Между нами — мечты
И сердечные стуки,
И возможность пройти
По земному покрову,
Чтоб друг друга спасти
Поэтическим словом.
* * *
Я от выстрела покачнусь,
С болью воздух в себя вобрав,
И в последний раз улыбнусь,
И, упав среди вольных трав,
Постараюсь запомнить цвет
Неба, солнца и облаков.
(На том свете такого нет.
Это — правда. Без дураков.)
Кем я был? — Просто кем-то был,
Просто верил, ходил, дышал,
И тому, кто меня убил,
Я, наверное, жить мешал.
Ну а может, шальная в грудь,
Ведь у пули рассудка нет.
Не она выбирает путь,
И случается рикошет.
Так ли важно? — Упал, лежу,
И не встану, хоть волком вой.
Против истин не погрешу,
Но меня заберет конвой
В день, когда сорок дней пройдет.
В день, когда я с землей прощусь
И начнется другой отсчет,
А пока я, упав, улыбнусь.
* * *
Я бы многое смог вам простить,
Если б знал, что вы рядом со мной,
Что вы можете ждать и любить,
И грешить, наслаждаясь весной.
Я бы смог с вами просто летать,
Если б знал, что вы верите мне,
Что вы можете слушать и ждать,
И мечтать о волшебной весне.
Я бы многое смог вам прочесть,
Если б знал, что стихам вы верны,
Что вы, может быть, где-то и есть,
И хотите дождаться весны.
* * *
Не избежать мне ни канав, ни ям,
И не прийти к тебе теперь тайком.
Передавай привет своим друзьям,
Я, к сожаленью, с ними не знаком.
* * *
Была пьянка лихая вчера —
Провожали в загранку поэта.
Пили водку, кричали «Ура!»
И не ели закуски при этом.
Я не помню тостов и имен,
Все в любви признавались до гроба,
Говорили про власть и закон,
Про зверей, про каких-то микробов,
Про российских красавиц… За них
Пили часто, до дна, пили стоя,
Кто-то им посвятил длинный стих,
Восхваляя эпоху застоя.
Я не помню… Я вскоре упал,
Я забылся во сне до рассвета.
Снился мне пароход и причал,
И швейцарское жаркое лето.
Я по улицам медленно шел,
Мое сердце покоя хотело,
И в кофейне, найдя себе стол,
Бросил в кресло любимое тело.
А по залу гулял аромат,
Карамельные звуки летали.
……………………………..
……………………………..
Но внезапно услышал я мат,
Очень крепко кого-то ругали.
«Очень странно,— подумалось мне.—
За границей звучит наше слово».
………………………………….
………………………………….
Кто-то больно меня по спине
Вдруг ударил — я был не готовым.
А затем два здоровых жлоба
Меня долго пинали по почкам.
Как я выжил? — Вмешалась судьба,
Положив в мои руки заточку…
Отступили; я вышел за дверь,
Два жлоба эти были охраной.
Но куда мне, помятым, теперь,
Да к тому же — на теле изъяны.
Я обтер рукавами лицо,
Было поздно ругаться и злиться.
И подумал — в Женеве кольцо
Очень схоже с Садовым в столице.
Те же люди куда-то спешат,
Неизвестно кому на потеху.
Как в России: не рай здесь, а ад.
Значит, я никуда не уехал.
* * *
Я не помню чинов и имен,
Мне не важно, кто завтра умрет,
Кто впадет в летаргический сон,
Кто себя самого не найдет.
Я устал разбивать зеркала,
Надо мной лишь небесная синь.
Пуха-снега перина бела,
А под ней спит ковыль да полынь.
Жизни мало, чтоб всё объяснить,
Мы не вправе друг друга менять.
Ненадежна суровая нить,
Непонятно, кого обвинять.
И сдаваться на волю ветров
Бесполезно. Покуда в груди
Полыхают знамена костров,
Для себя ты пощады не жди.
И не помни чинов и имен,
Перед Богом все люди равны.
Ты спасешься. Ты будешь спасен,
Если сможешь понять свои сны.
* * *
Свеча горела на столе, свеча горела,
А я устал тебя любить, мне надоело
Пить полусладкое вино и есть конфеты,
Играя, выпускать в окно дым сигареты.
Ты говоришь мне о любви, ты гладишь тело,
А мне до этого давно как нету дела.
Я устаю от ласк и снов, игры и фальши,
Я знаю всё, я не готов к тому, что дальше.
Душа с тобою не лежит — с тобой лишь тело.
Свеча горела на столе и… вся сгорела.
* * *
Мой образ жизни не поймешь —
Ношусь, не ведая печали;
Но ты меня, как прежде, ждешь,
Другие ждать меня не стали.
Ведь невозможно, чтоб со мной
Жить долго, счастливо, по плану,
Но ты живешь моей весной,
Другие жить весной не станут.
И я всё время тороплюсь,
Живу и верю только в чудо,
Но я к одной тебе стремлюсь,
К другим стремиться я не буду.
* * *
Кто-то гнездо разорил,
Кто-то разрезал простор,
Кто-то в лесу накурил —
Так, что хоть вешай топор.
В море закончилась соль,
С неба ушли облака,
Нет больше чисел — есть ноль,
Нет больше букв — есть строка.
Здесь — либо тьма, либо свет,
Третьего может не быть.
Странно, но странности нет,
Кто вправе Бога судить?
* * *
Мне было грустно, я боялся мрака,
Меня пугали голод и тюрьма.
Ты шла, держа на поводке собаку,
И парк был пуст, и мир сходил с ума.
Я отрешенно брел тебе навстречу,
Звонил в руке мобильный телефон,
А я решил — возьму и не отвечу,
Мне мало радости обычно дарит он.
И мы столкнулись будто бы случайно.
Твой двортерьер меня облаял вдруг,
Открыв тем самым мне дорогу к тайнам,
К твоей душе, в объятья твоих рук…
Я бросился искать в тебе спасенье,
Я перешел, как водится, на «ты».
И лаял пес с двойным остервененьем,
А мне хотелось поскорей в кусты…
Я двинул в нос ногой твоей собаке,
Я от желанья стал сходить с ума,
Но ты шепнула: «Никакой атаки.
Пойдем к тебе. Всё сделаю сама».
Я отступил. Во мне душа маньяка:
Коль нет насилья, значит, быть тоске.
В кустах скулила битая собака,
Звонил мобильник без конца в руке.
* * *
Скромность, вычурность, странные строки,
Одиночество, избранность, дух…
Обнажаются боль и пороки,
Я читаю стихи тебе вслух.
Ты такая же… Может, чуть ближе,
Может, дальше к разгадке стоишь.
Я не очень люблю о Париже,
Мне твой Лондон дороже, малыш,
С его Темзой и вечным туманом.
Я там не был, но кажется мне,
Что я буду там очень желанным.
Может быть, мотанем по весне?
Или в осень. Зимой там тоскливо,
Летом жарко. Хотя, может быть…
Я хочу, чтобы было красиво,
Чтоб никто не сумел повторить:
Скромность, вычурность, странные строки,
Одиночество, избранность, дух…
Обнажаются боль и пороки,
И стихи, что читал тебе вслух.
* * *
Давай друг друга украдем
У мира и у всей планеты.
Давай на вечность пропадем
И унесем с собой секреты.
Давай попробуем понять
Комет стремительных движенья.
Давай не будем вспоминать
Свои вчерашние сомненья.
Давай под вечер пропадем
И не вернемся до рассвета.
Давай друг друга украдем
У мира и у всей планеты.
* * *
Я навсегда теперь один,
Мой мир не делится на части.
Ты не нашла в себе причин
Вернуться — и лишила счастья.
Лишила утренних стихов
И SMS-переживаний,
Лишила страсти и грехов,
Лишила встреч и расставаний.
Я по тебе грущу. Порой
Мне не хватает твоей ласки.
Гора не сходится с горой,
А как хотелось этой сказки.
Другие вслед за мной придут,
Вслед за тобой придет другая.
Тепла они нам не дадут,
Себя всего лишь предлагая.
Я, как и прежде, одинок.
Мой мир не делится на части,
Но жив во мне твой огонек,
Я вспоминаю наше счастье.
* * *
«На траве», мимо ям и ухабов,
Мимо склок, притязаний и слов…
Я добавлю, когда станет слабо,
Когда буду не чувствовать снов.
«По дорожке», когда депрессуха
Затуманит рассудком глаза,
Вот тогда-то прибавится духа
И не страшною станет гроза.
«На колесах» я выйду из плена,
Разгонюсь, чтобы взять и уснуть.
И приснится мне радость Вселенной,
И рассеется Млечный мой Путь.
* * *
Море бушует и дразнит волнами.
Я переполнен стихами и снами.
Что с нами будет? И что с нами стало? —
Разные люди у разных причалов.
* * *
Как в мясной избушке отдыхала душа,
Как стреляли пушки мимо облаков,
Как мы торопились, никуда не спеша,
Как боялись стражники цепей и оков.
Это знает точно лишь осина в лесу,
Это знает ведьма и болотная тишь,
Это оттого, что яблонь я не трясу,
Это оттого, что ты всё время молчишь.
Я живу и знаю, что за мною стоят,
Я живу и знаю, что за мной не придут,
Я живу и знаю, ты взяла этот яд,
Я живу и знаю, что меня не спасут.
* * *
С одной и в Ницце бедновато,
С другой и в Туле высший класс.
Нет, ты ни в чем не виновата,
Года разворотили нас.
Я тоже в связях неразборчив,
Я так же не смотрю на счет,
Боюсь, когда наводят порчи,
Уж лучше пусть в другом не прет.
Я не скучаю, не тоскую,
Но иногда, приняв на грудь,
Нет, не тебя ищу, другую,
Похожую, но лишь чуть-чуть.
Я так пугаюсь повторенья,
Что начинаю забывать,
Как сочинять стихотворенья.
Мне это страшно признавать.
Но поутру плачу по счету,
Плюс — чаевых почти что счет,
И убегаю на работу.
И так уже не первый год.
Нет, ты ни в чем не виновата,
И ни тогда, и ни сейчас.
С одной и в Ницце бедновато,
С другой и в Туле высший класс.
* * *
У дождя миллион звонких ног,
Он идет по земле не спеша,
И мне кажется, в этом есть Бог,
И мне кажется, плачет душа.
Воздух станет прозрачен и тих,
Ведь до этого был лишь туман.
В том, что гром бескорыстен и лих,
Скрыт, наверное, страшный обман.
Да и в молнии свет не найти —
Так, энергии всплеск, но не свет.
Слыша дождь за окном, не грусти:
За закатом наступит рассвет.
Дождь — он просто возьмет и пройдет
Миллионом серебряных ног.
А душа эту песнь допоет,
И ворвется любовь на порог.
* * *
Напрасны кажутся слова
И чувств ненужное смятенье,
И не кружится голова
От нового стихотворенья.
Я улыбаюсь невпопад,
Не замечаю жар и стужу,
Во мне таится звездопад,
Он рвется из меня наружу.
Но почему-то всё не так:
Болезненно и молчаливо,
То полусвет, то полумрак,
То без игры, а то игриво.
Я устаю от суеты,
Как от напрасного томленья,
И за кулисами мечты
Скрываю суть стихотворенья.
* * *
Не старайтесь рваться напоказ —
Разорвет, и больше не сошьют.
Бесполезно отдавать приказ,
Ничего так просто не пришлют.
Вдохновенье — тонкая игра,
Где источник и когда пробьет?
Вечером, а может быть, с утра?
Точный срок никто не назовет.
Главное — надеяться и ждать,
Главное — себя в себе найти.
Остальное может подождать,
Остальное в небо отпусти.
Бесполезно, если не болит,
В глубине себя искать слова.
Бог лишь избранным благоволит,
Прикасаясь крыльями едва.
* * *
«Пороманиться» хотелось и сгореть,
«Поматраситься» и всё к чертям забыть.
Не хватало мне эмоций, чтоб запеть.
Не хватало ветерка, чтобы уплыть.
Поздней осенью во двор пришла весна,
Закружила листопадом до зимы,
И лишила нас тогда с тобою сна,
И остались в целом мире только мы.
Я носил тебя по небу на руках,
В нем подушками служили облака,
Мы с тобою кувыркались в облаках,
И нелепою казалась нам тоска.
Всё проходит, к сожаленью, как всегда,
Возвращаться тяжелее, чем взлетать.
«Пороманились», но это — не беда,
«Поматрасились» — к чему теперь страдать?
Но болит душа, и, мучаясь, не сплю.
Что написано, пытаюсь перечесть.
Понимаю, что одну тебя люблю.
Ты должна быть в этом городе. Ты есть?
* * *
Неужели не я этой ночью открою окно,
Чтобы бросить цветы и исчезнуть навеки в ночи?
Неужели не я разолью по бокалам вино?
Неужели не я потеряю сегодня ключи?
Неужели не я буду первым и буду одним,
Посвятившим и ставшим? И бывшим не буду вовек?
Неужели не я примеряю светящийся нимб?
Неужели не я подарю ослепительный снег?
Неужели не я получу по заслугам стихи,
Чтобы их написать для тебя, для тебя, для тебя?
Неужели не я принимаю любовь за грехи?
Неужели не я? Ты ответь — неужели не я?
* * *
Тихая музыка, тайные страсти;
Вместо прелюдии: «Девушка, здрасьте…
Я вас узнал по часам и улыбке,
Вы разбираетесь в людях не шибко.
Как вы поверили сказкам о чуде?
Кто поднесет это чудо на блюде?
Максимум — будем всю ночь танцевать,
Минимум — сразу залезем в кровать.
Что вы уставились? — Именно так.
Выгляжу, как сексуальный маньяк».
Тихая музыка, тайные страсти.
Вы мне сказали: «Скорее залазьте.
Танцы оставьте наивным подругам.
Быстро в кровать — насладимся друг другом.
Нравится мне сумасшедшая скачка —
Секс — для меня. Я в постели — маньячка».
Тихая музыка, тайные страсти,
Подушка разорвана ночью на части.
Молча сижу и скрываю обиду —
Сделала похоть меня инвалидом.
Я пострадал за блудливое слово,
Я понимаю тебя, Казанова.
* * *
Я тоже не свят. А кому эта святость нужна?
Уйти за пределы труднее, чем просто стоять.
Пройдя коридор, я уткнулся в решетку окна,
Назад нет пути, да и жизнь уже поздно менять.
В открытую форточку солнце протянет лучи,
Душа отделится от тела, а тело умрет.
Окончилась жизнь, и тут уж кричи, не кричи,
Никто не поможет, на помощь никто не придет.
И время закончилось, стрелки не мчатся «тик-так»,
Я всё-таки жил, и всё-таки много успел,
А что не успел — для вечности сущий пустяк.
Всё. Песню сложил. Песню до точки допел.
* * *
Не разглядев бриллианта,
Ты нацепила «стекляшки».
В тебе немного таланта,
Но мне с тобой было тяжко.
Твои беспутные речи
Наивны до отвращенья,
Мне крыть подобное нечем,
Я не дебил, к сожаленью.
* * *
Сто лет прошло. Сто лет еще пройдет.
Сто лет молчанья и сто лет отрыва.
Сто лет родится, и сто лет умрет.
Сто лет бездарно и сто лет красиво.
Столетний дождь. Столетняя война.
Столетний сон. Столетняя разлука.
Столетний крик. Столетняя весна.
Сто лет со звуком и сто лет без звука.
Мои сто лет и мой столетний свет.
Столетний мрак. Столетняя эпоха.
Сто лет прозаик, и сто лет поэт.
Сто лет со мной — то хорошо, то плохо.
А что потом? Пройдет еще лет сто,
И сто по сто, и что-нибудь случится:
На землю новый явится Христос,
И новое распятье повторится.
Столетний дождь. Столетняя война.
Столетний сон. Столетняя разлука.
Столетний крик. Столетняя весна.
Сто лет со звуком и сто лет без звука.
* * *
Предвещало накрыть — не накрыло,
Обещала любить — не любила,
Я простил, я ушел, я забылся,
Не пропал, не проспал, не пропился.
Время властно стирает сюжеты,
Я уже и не помню всё это:
Эти страсти, падения, взлеты…
Я живу и хожу на работу.
Я встречаюсь и просто встречаю,
Я люблю выпить чашечку чаю
С теми, кто меня любит и верит,
Приглашая в открытые двери.
Кто желает хорошей погоды,
Для кого я — явленье природы.
Извини, что меня не накрыло,
Что, любя, ты меня не любила.
Что, как прежде, не вижу проблемы,
Что пишу на запретные темы,
Что во мне не погасло огниво.
Я прощаю тебя, будь счастливой.
* * *
Я не верю, что могут воздать.
Выбор часто бывает не прост.
Не страдать нужно, а сострадать.
Панацея — судьба, а не пост.
Тот, кто начал, с того и ответ.
Кто не слышит — тому отвечать.
Очень прост этот сложный секрет,
Очень трудно признать и начать
Верить Богу, который внутри,
Верить знакам и видеть печаль.
Христианство всё делит на три,
Но не делится цифрами даль.
Ты — один. Не один одинок,
Пусть разгадкой послужат слова;
Не пытайся беречь своих ног,
И не будет мешать голова.
Если сердце, как прежде, стучит,
Встань с колен и не бойся икон.
Сухость вечной травы не горчит,
Ведь она только память времен.
* * *
Не признанья ищу — отраженья,
Не эмоции, а впечатленья,
Не интриги пустой и не муки,
А нелепую радость разлуки
С ожиданьем назначенной встречи
Где-нибудь на аллее под вечер.
Ты должна быть моим вдохновеньем,
А не прожитым стихотвореньем.
Я тебе улыбнусь между строчек,
Ты поймешь многоцветие точек
И простишь мне наивность порока.
Приходи. Без тебя одиноко.
* * *
Вроде б надо уйти, но решимости нет,
Нерешительность — та же привычка.
Попрошу принести дорогих сигарет,
Прикурю поднесенною спичкой.
И присядет с улыбкой блондинка за стол,
Я и ей предложу сигарету.
Музыканты сыграют для нас рок-н-ролл,
Как люблю я романтику эту.
Мы с ней выпьем вина и закусим икрой,
Она всё мне расскажет о муже.
Муж увлекся когда-то азартной игрой,
И теперь он в долгах, словно в луже.
Ей захочется также сказать о делах,
О работе и о притесненьях.
Я скажу: «Дорогая, да ну его на…
И тебя тоже на… Без сомнений.
Мне ведь завтра вставать на работу чуть свет,
Я обязан продумать всю смету.
Хочешь — просто возьми со стола сигарет
И бутылку неполную эту.
Денег мужу не дам, пусть идет дальше на…
У меня на халяву не катит.
Да к тому же, скучая, ждет дома жена.
На сегодня мне отдыха хватит».
* * *
Я в счастливой стране средь счастливых стихи сочиняю,
Я пришел из народа, народу я не изменяю.
Свой среди наркоманов, художников и проституток,
Понят грешной толпой. Мне прощают энергию шуток.
Меня любят артисты, бандиты, менты, прокуроры,
Меня любят семиты и антисемиты, и воры.
Это страшная правда — я есть стихотворный Мессия,
Следом будет Христос и распятье любимой России.
* * *
В сосновом лесу тишина,
И пахнет душистой смолой.
Я знаю, что ты не одна,
Сомненья из сердца долой.
Всё в прошлом, но с болью опять
Сжимаются память и сны.
Мне трудно сегодня понять
Печаль корабельной сосны.
Ее не согнули года,
И кроне ветрá нипочем,
Шатается в такт иногда
И спорит со звонким ручьем.
Давно лесорубов здесь нет,
Она под охраной людей
Живет себе, глядя на свет,
Без лишних хлопот и идей.
И пахнет душистой смолой,
С ней рядом царит тишина.
Сомненья из сердца долой —
Я знаю, что ты не одна.
* * *
Я, как художник, бросив кисть,
Топчу мольберт свой сапогами,
В тебе почувствовав корысть
И увлечение деньгами.
* * *
Ты очень боишься сказать,
Но блеск выдает твой пожар.
Затем, чтобы туже вязать,
Я буду использовать дар.
Из снов себя не отпущу,
Мой выстрел — без промаха в цель.
Ты знай, если я загрущу,
То значит, окончен апрель.
Тебе нужно что-то менять,
Добавить дождей и огня.
Себя не пытаясь понять,
Скажи мне, что любишь меня.
И, руки целуя в тиши,
Почувствуй, как я одинок,
Как где-то в районе души
Гуляет застенчивость строк.
Стихами покой теребя,
Куда-то себя тороплю,
Клещами тяну из тебя
Обычное слово «люблю».
* * *
Стук колес и мельканье пейзажей,
Поезд мчится по рельсам мечты,
Проводница мне нравится. Даже
Я с ней сразу решился на «ты».
Она чай принесла и газеты,
Шоколадку и прочую снедь.
Намекнула, что может и это,
И при этом не стала краснеть.
Я, подумав, сказал, что не надо,
Хотя очень хотелось узнать,
Сколько стоит, и есть ли преграды,
И где станем делить мы кровать.
Если в тамбуре, то романтично.
А она: «Вы не пьете совсем?
У меня есть бутылка „Столичной“.
Вам со скидкой продам — не как всем.
Коньячок „Прасковейский“ и пиво,
Есть вино…». Я прервал: «Подожди…
В этой форме ты очень красива,
Так красива, что ноет в груди.
Когда ты говорила про это,
Ты имела в виду алкоголь?».
«А другого у нас пока нету»,—
И я снова почувствовал боль.
«Всё неси, буду пить неустанно
За величье российских границ.
Пусть кому-то покажется странным —
Буду пить за мораль проводниц».
* * *
Если солнце светит ярко,
Если на душе весна,
Если жизнь — одни подарки:
Дети есть и есть жена.
Если есть любовниц куча,
Если каждый раз «стоит»,
Если нет на небе тучи,
А на сердце нет обид,
Если любишь жить на свете,
Если денег полон воз,
Если в президенты метишь,
И прорвешься — не вопрос,
Если люди тебе внемлют,
Если счастлив как поэт,
То хоть раз спустись на землю,
Чтоб сказать гашишу «нет».
* * *
В кайф этот путь. Я правильно иду,
Встречая свет и обнажаясь свету.
Мне кажется, что, обходя беду,
Во мне живут зима, весна и лето,
И осень, и, конечно, листопад,
И радость, и печаль, и расставанье.
И никогда я не смотрю назад,
Я состою из страсти и желанья.
Я радуюсь по-детски тишине,
И музыку я слышу без сомненья.
Я искренен во всём, за это мне
Даруют и любовь, и вдохновенье.
Что эта жизнь? — Способность выбирать
И оставаться избранным при этом.
Я научился сам с собой играть,
Я научился быть в душе поэтом.
* * *
Отключив телефоны — умру
Я для мира на пару недель.
И не буду вставать поутру,
И любить буду только постель,
А не «пробки» в потоках машин.
Это счастье, когда не спешишь.
У меня больше нету причин
Расставаться с тобою, малыш.
И с детьми наиграюсь — они
Незаметно и быстро растут.
Меня ждут очень светлые дни,
Меня дни мои лучшие ждут.
* * *
Не зная меры, я себя гублю,
Срываясь в «тяжкие», когда гудит тусовка.
И всех прощаю, всех за всё люблю,
И снова кровь и передозировка.
Я выжат, как лимон, на чей-то пир.
Еще вчера меня несли к Парнасу.
Сегодня в ноль опустошен мой мир,
Мне хуже, хуже, хуже час за часом.
Но в этот раз я снова не умру,
Лишь стоит встать, всё остальное будет.
То в холоде, а то в сплошном жару
Я возвращаюсь к вам. Встречайте, люди.
* * *
Все наши клятвы — просто звук.
Я не хочу искать страданий,
А ты не хочешь ожиданий,
Не хочешь ревности и мук.
Мы расстаемся навсегда.
Теперь и легче, и спокойней.
Теперь жизнь кажется достойней.
Без нас уходят поезда.
Мы так и не были с тобой
Ни в Петербурге, ни в Париже,
Года не сделали нас ближе,
Не стала ты моей судьбой.
* * *
Сближаюсь быстро, как в бою боксер,
Дистанцию ломая на ходу.
Удар мой крут, ведь мой язык остер,
Я быстро поединок свой веду.
Нокдаун и нокаут — на полу.
Попробуй встать, но лучше не вставай.
Тебя спасет лишь белый флаг в углу.
Не веришь? Что ж… Давай. Давай. Давай.
Я не боюсь. Ты бей — чего стоять?
Смелее, вдруг сегодня повезет.
Здесь главное — решиться и начать,
А остальное — это просто счет.
Кто остановит? — Только в спину нож.
Но это не всегда наверняка.
Но это лишь тогда, когда поймешь,
Что предали свои исподтишка.
Что зависть их толкнула совершить
Убийство. Пусть тебя лишили сил,
Но ты остался в них, ты будешь жить,
Ты выше монументов и могил.
Так что, давай, без устали дерись
За право быть всегда самим собой,
За то, что есть такая штука — жизнь,
За то, что должен выиграть свой бой.
* * *
Он гений — Игорь Северянин.
Он гений — Александр Блок,
А я — обычный россиянин,
И не пророк я, а порок.
Но я живой, и мне неймется
Грешить, буянить и взрывать.
Мне то молчится, то поется,
То шить хочу, то вышивать.
То выводить себя из тени,
То в тень обратно заводить.
Он — гений, он — Сергей Есенин,
А мне Есениным не быть.
Но я не очень-то расстроен.
Я жив, здоров, во мне огонь.
Я ласк душевных удостоен,
И у меня надежный конь.
Пусть мой Пегас не так известен,
Но он любим не только мной.
Я с ним всегда бываю честен,
Мы с ним летаем над страной.
Кто я? — Обычный россиянин,
Обычный дерзкий паренек.
Кто гений? — Игорь Северянин,
Сергей Есенин, Саша Блок.
* * *
Давно придумал правила игры,
Давным-давно как не меняю правил.
Я молчалив был только до поры,
Пора пришла — молчание оставил.
Теперь дождем лью из себя стихи,
И солнцем грею я листву при этом.
Я обнажил и душу, и грехи,
Хожу босым, хожу всю жизнь раздетым.
Я греюсь лишь любовью милых дам
И грею их, насколько сил хватает.
Всё то, что есть, не думая, отдам
Любой из тех, кто в облаках летает.
Но чаще смотрят, сколько заплачу.
И я плачу, не ведая печали.
Рисую крылья и опять лечу
В свои незарифмованные дали.
Сложился образ — образом живу.
И идеал мой тоже неизменен.
То, что во сне,— ищу я наяву,
Мне этот поиск больше жизни ценен.
* * *
Ты промелькнула, я подумал: «Да,
Всю жизнь искал, наверно, только эту.
Всю жизнь светила лишь твоя звезда,
Всю жизнь влекла меня твоя планета».
И вот, найдя тебя в слепой ночи,
Я попросил: «Поговори со мною,
А лучше сразу подари ключи
И сделай жизнь земную неземною…».
Ты улыбнулась: «Ни к чему слова,
Ты без ключей на всё имеешь право,
Лишь заплати по счетчику сперва».
Мне стало грустно, я сказал: «Шалава,
Я шел к тебе сквозь долгие года,
Сквозь бесконечно призрачное лето.
К тебе… А ты — продажная звезда,
Красивая продажная планета».
* * *
Когда иссякнут все моря,
Когда закончится весь снег,
Когда я пропаду зазря,
Тогда наступит новый век.
Тот век, в котором извинят,
В котором будет всё не так,
В котором боль не причинят
И не ударят за «пятак».
Не будет торга на крови,
Никто не сможет жизнь отнять,
И лишь законами любви
Мир будет мир в себе менять.
Не будет плюшевых вождей,
Подешевеет поролон,
И за отточенность гвоздей
Никто взамен не выбьет трон.
Я закопаю в землю тень,
Не знаю — зря или не зря.
Когда наступит этот день?
Спросите у календаря.
* * *
Не верю тем, кто веру на штыках
Заносит в дом, в котором тишина.
Не верю в то, что, насаждая страх,
Террора избежит моя страна.
Не верю сказкам, если в них обман,
Который не дарует миру свет.
Не верю, если в жизни — наркоман,
А в кадре фильма — праведник-поэт.
Не верю в то, что лучшее прошло,
Что никогда я в детство не вернусь.
Не верю в то, что миром правит зло,
Что сволочи мою растопчут Русь.
* * *
Причины болезней уже не важны,
Прорваться бы просто вперед…
А справки — кому эти справки нужны?
Лед сверху, и снизу лишь лед.
Я верю в себя и в свой иммунитет.
Таблетки — обычный обман,
Я пил их без малого тысячу лет,
Я впитывал телом дурман.
Они б и добили, быть может, меня,
Я просто отдал бы концы.
Но иглы летели, об кафель звеня,
И бились об стены шприцы.
Мои санитары со мною на «ты»,
Я с ними на «вы» — они тьма.
Законы леченья банально просты,
Лечебница — та же тюрьма.
Главврач меня любит, точнее любил,
Пока я от них не сбежал.
И то, что я жив, что во мне много сил,
А не исковерканных жал,
Наверное, признак того, что могу
Прорваться и двинуть вперед.
Бегу, неустанно куда-то бегу,
А сверху и снизу — лишь лед.
* * *
Я не верю себе,
И тебе я не верю при этом.
Доверяю судьбе
И играю с судьбой пистолетом.
Обижаюсь и злюсь
Иногда безо всякой причины.
Говорю: «Не вернусь»,
Но страдаю, как сильный мужчина.
Что с тобой? — Тишина.
И я не доживу до ответа,
За плечами — весна,
Без пяти минут кончится лето.
С чем я в осень войду,
И каким будет снег на рассвете?
Предвещают беду
Девять пуль в наградном пистолете.
Доверяю судьбе
И кручу у виска пистолетом.
Я не верю тебе,
И себе я не верю при этом.
* * *
Как странен мир, и как прекрасно быть
В нем частью или маленькой частицей,
Материком, страной или столицей,
Поселком, улицей — неважно. Важно — жить.
Прозрачны или призрачны мечты,
Но главное, чтоб не чернела точка.
Мы умираем каждый в одиночку,
Так и не взяв заветной высоты.
А высоты, по сути дела, нет.
Есть просто путь, и есть ориентиры,
Есть краски и холсты, слова и лиры,
Есть голоса и музыка, и свет.
Всё остальное — это пустота,
Напрасные страданья и паденья,
И нежеланье, боль и невезенье,
Но мир всегда спасает красота.
И красота заложена внутри,
Внутри тебя. Взгляни — узнаешь лица,
Материки, деревни и столицы;
Сбрось страх с себя и просто посмотри.
Прозрачны или призрачны мечты,
Но главное — чтоб не чернела точка.
Мы умираем каждый в одиночку.
Не умирай, не видя красоты.
* * *
Всё это странно происходит —
То встреча, то случайный взгляд,
То разведет, то распогодит,
То развернет ветрá назад.
Но я уже не буду хуже,
Я слишком многое ценю,
Со многими до смерти дружен,
Немногих в подлости виню.
И Вам, мадам, прощаю годы,
Которые прожил без Вас.
Мои стихи сквозь непогоду
Всегда желали Ваших глаз.
Я Вам писал — Вы не читали,
Всё потому, что не могли,
Всё потому, что много знали,
Всё потому, что жизнь прожгли.
Теперь — всё: поздно, я за дверью.
Вам эту дверь не отворить,
Придется пережить потери;
Я не готов Вам повторить
Всё то, о чем тогда мечталось,
Чего хотелось и моглось.
Я искренен — какая жалость —
Не получилось, не сбылось.
И дней лихая вереница
Сотрет в душе Ваш жалкий взгляд,
Ваш облик в небе растворится,
Но я, признаюсь, встрече рад.
* * *
Не пела никогда в церковном хоре
Та девочка, которая ждала
Меня на берегу шального моря,
Которая у моря свечки жгла.
Она ждала меня зимой и летом,
А я не знал, я не спешил назад.
Я не спешил, но чувствовал при этом,
Всю жизнь ловил ее волшебный взгляд.
Она меня хранила от напастей,
Как ангелы хранят людей от бед.
Я плыл, и я искал по миру счастья,
Искал ее неповторимый свет.
Она всю жизнь ждала меня у моря
И умерла однажды от тоски.
Не певшая ни дня в церковном хоре,
Порвавшая мне душу на куски.
Мой милый ангел наблюдает с неба,
Как я живу, как к ней одной стремлюсь,
Как я бываю там, где с нею не был,
Как я ищу по миру свою грусть,
Как не умею петь в церковном хоре.
Для хора голос мой, наверно, груб.
Я, как она, хожу со свечкой к морю,
Я, как она, по жизни однолюб.
* * *
Расскажи мне о том, чего нет,
И о том, что не знаешь сама:
Что предчувствует русский поэт,
И как долго продлится зима.
Расскажи о морали ветров,
О неведомой тайне пустынь.
Ты же любишь тоску вечеров,
Любишь клевер, не любишь полынь.
Расскажи, как не хочется спать,
И о том, что вставать поутру.
Пригласи меня нежно в кровать,
Поиграй со мной в эту игру.
Мы под вечер лишимся ума,
Тихо выключим в комнате свет…
Расскажи, расскажи мне сама,
Расскажи мне о том, чего нет.
* * *
Легкий ветер по шторам пройдет,
Колыхнется свеча ненароком.
Что-то новое в жизни грядет,
Я наполнен мечтами и током.
От энергии рвет провода,
Распирает потоками тело.
Как минуты, мелькают года.
Много яблок в Эдеме поспело.
Видно, время; и лошади ждут,
Запряженные кем-то в карету.
Изменения в жизни грядут,
Я открыт всеми фибрами свету.
Вижу знаки и чувствую прыть,
И отчаянно верю приметам.
Никому меня не задушить,
Не убить ни кайлом, ни кастетом.
Я не умер на старой войне,
Мне до новой войны нету дела.
Легкой дрожью пройдет по спине
Страх, в котором нуждается тело.
* * *
Уже не помню ни имен, ни дат,
Ни тех, кто предал и предаст когда-то.
Я письма шлю, но выбыл адресат,
Покинул навсегда покой Арбата.
И мир иной понятен стал ему,
Ушел наверх, не влево и не вправо.
А я напрасно доверял письму
С пометкой «для Булата Окуджавы».
Напрасно взял шинель, спеша домой,—
К чему она таким вот знойным летом.
Еще не скоро холода зимой.
Напрасно я всю жизнь спешу с ответом.
Его не будет. В этом ли беда?
Всё вымысел — и имена, и даты…
Я сам — ответ, во мне живет звезда
И песни пешеходного Арбата.
* * *
Летний дождь за окном,
Яркий солнечный луч у порога.
Прогораю огнем
И хочу быть немножечко Богом.
Небо смотрит в глаза,
Вызывая потребность желаний.
За окошком гроза,
А мне хочется воспоминаний.
Разолью этот свет,
Выйду просто из дома раздетым.
Сострадания нет,
Я дышу через легкие летом.
Дождь закончится, вмиг
Встанет радуга на небосклоне,
Будто праведный лик
В непридуманной Божьей иконе.
* * *
Я никак не пойму
Твои чувства, малыш.
Ты-то веришь тому,
Что сама говоришь?
Если просто должна —
Я прощаю долги.
Мне весна — не весна,
Ты себя береги.
Я сумею понять
Твои чувства вполне.
Поздно что-то менять
Как тебе, так и мне.
Пусть остынут слова,
Ты себя не вини.
Будет трудно сперва,
Не стесняйся — звони.
Я, конечно, пойму
Твои чувства, малыш.
И поверю тому,
Что ты мне говоришь.
* * *
Нет, я не дьявол и не бес,
Но далеко мне до небес.
Вся жизнь — игра с самим собой,
Вся жизнь — какой-то вечный бой.
Нет остановок на пути,
Я должен до конца дойти.
На месте время не стоит,
В душе осколками болит
Разбитых фонарей укор
И мой полночный разговор
С тобой и с теми, кто любил,
Кто ненавидел, но простил,
Кто, поднимая до небес,
Считал, что я — коварный бес.
Но я не бес, не Люцифер,
Я не посланник высших сфер,
Я просто смысл своих дорог
Ищу в словах и между строк.
* * *
Унисоном со смертью
Во мне прозвучал рок-н-ролл,
Надорвав мое сердце.
В карманах ношу валидол.
Слава Богу, остался,
А мог бы уйти навсегда.
Смерти я улыбался,
Она ж не шутила тогда.
Нервы — будто бы струны,
Но рвать их опасно теперь.
Я давно уж не юный,
Ты меркой мой возраст не мерь.
Ибо я — неформатный,
Я слишком в себе одинок.
Меня тянет обратно,
Сыграть прожигающий рок.
Знаю, сил маловато
Рождать в себе новый порыв
И звучать, как когда-то,
Ломая словами мотив.
Но другим я не стану,
Я слишком люблю рок-н-ролл.
Не волнуйся — достану
И молча приму валидол.
* * *
Прогорит даже вечный огонь,
Ибо вечность имеет границы.
От бессилия падает конь,
Забываются лики и лица.
Я был слишком любимым в миру,
Чтоб не чувствовать ран и контузий.
Позабудут, лишь только умру:
На свой счет не питаю иллюзий.
* * *
Я всегда уходил от Вас сам.
Прерывал, не закончив, романы.
И не верил ни снам, ни часам,
Не стремился в далекие страны.
Я в России гораздо нужней,
И любимей, и ближе, и выше.
Здесь и звезды, и люди сильней,
Здесь сижу беззаботно на крыше.
Голубей белым хлебом кормлю
И котам приношу угощенье.
Я тебя, может быть, не люблю,
И тебя не любил, к сожаленью.
Ну а ты вдохновляла сперва,
Чтоб потом всё внутри поломалось,
Но остались на сердце слова
И поэзии самая малость.
Я не очень-то верю тебе,
И тебе, и тебе я не верю.
Вы — мои остановки в судьбе,
А не просто пустые потери.
* * *
Срываю рамки со стены,
Чтоб разглядеть вблизи портреты.
На лицах классиков видны
Почти библейские сюжеты.
О том, что Пушкин не грешил,
Известно Ларину с Дантесом.
Затворником Есенин жил,
Не целовался в губы с бесом.
Обет молчания храня,
Страдали Герцен и Радищев.
Итог — в коррозии броня,
И наш народ духовно нищий.
Зачем явления весны
Подсвечивать ненужным светом?
Срываю рамки со стены,
Чтоб разглядеть вблизи портреты.
* * *
Знаешь, милая, время со мной
Неожиданно стало на «ты».
Я теперь управляю весной,
Формирую из строчек мечты.
Мой талант совершенней меня,
Он оружием служит в руках.
Божья искра — начало огня,
Вспышкой взгляд и полет в облаках.
Дальше — больше: ты вся возгоришь
И услышишь, и что-то поймешь.
Мы пройдем этим городом крыш,
Прочь отбросив сомненья и ложь.
Только очень прошу — не играй
Никогда без причины со мной,
Ибо адом окажется рай,
Годы встанут меж нами стеной.
Я уйду и назад не вернусь.
Не пугаю. Зачем мне пугать?
Я не смерти, я фальши боюсь,
Я боюсь самому себе лгать.
Ревность в сердце пускать не хочу
И не буду — мне проще уйти.
Я, как птица, по небу лечу,
Сам себе выбирая пути.
* * *
Уже стихов придумано немало,
Уже и путь немалый я прошел.
Но каждый раз всё будто бы сначала:
Случайный взгляд, улыбка и укол…
И сердце от укола вновь томится,
И от томленья болью давит грудь,
И я в себе пытаюсь заблудиться,
И я в себе пытаюсь утонуть.
Ты — самая красивая на свете.
Побудь со мной мгновение, молю.
И вот уж мы безумные, как дети,
И вот уж слышу: «Я тебя люблю».
Что будет дальше? — Вниз по нисходящей…
Быт свяжет руки вдоль и поперек.
Ты назовешь меня «ненастоящим»,
Признаешься, что я уже не Бог.
И я уйду под вечер, не простившись.
Пройдут года, и ты меня поймешь.
Поймешь, быть может, навсегда лишившись.
Поймешь, что нас обратно не вернешь.
Уже стихов написано немало,
Уже не раз всё видела земля.
Но каждый раз по-новой и сначала,
Но каждый раз всё будто бы с нуля.
* * *
Люби меня за то, что мы вдвоем,
Люби меня за парус на ветру,
Люби меня за то, что не уснем,
Люби меня за то, что я умру.
Люби меня, когда совсем невмочь,
Люби меня, когда с тобою нет,
Люби меня, когда бессонна ночь,
Люби меня, когда погаснет свет.
Люби меня, притом что я не свят,
Люби меня, притом что всё болит,
Люби меня, притом что сладок яд,
Люби меня, притом что тьма обид.
Люби меня, когда я рядом сплю,
Люби меня, когда одни мечты,
Люби меня, как я тебя люблю,
Люби меня, как можешь только ты.
* * *
От себя устаю и от тех,
Кто советами «грузит» меня;
Поджигать — это вовсе не грех,
Грех, когда не хватает огня.
Улыбнись и забудь о былом,
Настоящим со мною живи,
Видишь, ангел нам машет крылом,
Белый ангел, хранитель любви.
Помнишь имя мое на снегу
Кто-то утром тебе написал?
Я себя от беды берегу,
Ведь сберечь я себя обещал.
Ни к чему суета без причин,
Смысла нет в бесполезной борьбе.
Я один счастлив тем, что один,
Что всю жизнь пробиваюсь к себе.