СКАЗКИ (17 ноября - 11 декабря 2007)
Богата Россия (героями сказочных книг)!
Я видел кота, что прикован на цепь в Лукоморье,
Я помню, как невод закидывал в море старик.
Все эти истории — милая сердцу История.
Сегодня другие настали для всех времена.
Иные герои срубают «бабло» на планете.
А только другою не кажется наша страна,
И мы в ней по-прежнему лишь беспризорные дети!
СКАЗКА
О ЦАРЕВНЕ НЕСМЕЯНЕ, ОТЦЕ ЕЕ, СЛАВНОМ И МОГУЧЕМ 3/9 (ТРИДЕВЯТОМ) ГОСУДАРЕ, И ЕМЕЛЕ-МУЖИКЕ, ЩУЧЬЕМ ЛОВЦЕ
За лесами, за долами,
За высокими горами,
Где ветра послушно тихи,
Где дороже, чем в Барвихе,
Стоит сотка, правил царь —
Тридевятый Государь.
Правил он не первый срок.
Он и дальше б править мог,
Ибо в Думе депутаты
Были сыты и богаты.
Все желали одного —
Только царствия Его!
Он не пил вина и водки,
Редко плавал на подлодке,
Но летал на самолете
С перегрузками в полете,
И боролся на татами,
И менял чинуш местами.
Вот такой был славный царь —
Тридевятый Государь!
Мучила царя проблема —
Душу режущая тема:
Дщерь единую Татьяну
Звали люди Несмеяной,
И была она красива,
Но при этом молчалива,
И была она грустна,
Как замерзшая весна.
То шуты, то юмористы,
То заморские артисты
Вызывать пытались смех —
Не смеется, как на грех!
Даже травка и кальяны
Не смешили Несмеяну!
Царь тогда издал указ:
«Всяк, кто сможет в светлый час
Рассмешить мою Татьяну —
Выкачу тому поляну
И на брак благословлю,
И деньгами завалю,
И отдам свою корону
С властью, прилежащей трону!».
Весть летит во все концы.
Мчатся старцы и юнцы!
Всем охота взять невесту
И занять на троне место.
Рвутся струны и баяны —
Не смеется Несмеяна…
За озерами и лесом,
Где неволя «мерседесам»,
В страстном поиске веселья
Жил и в ус не дул Емеля.
То рыбалка, то охота —
Вот и вся его забота.
Сам себе и царь, и раб —
Кушал мед и щупал баб.
Вся округа голосила,
Что в Емеле ум и сила!
А Емеля, глядя вдаль,
Умножал свою печаль.
Как-то раз одна гадалка,
Нагадав ему рыбалку,
Золотить велела руку:
Мол, поймаешь вскоре щуку,
И всю жизнь свою, Емеля,
В царской проведешь постели.
Будут деньги и холопы,
Визы в города Европы!
Только руку золоти!
Ну, давай-давай, плати!
Он отдал за время пьянки
Всё, чем был богат, цыганке.
Утром, мучаясь с похмелья,
Подошел к реке Емеля.
Плюнул громко на блесну,
И блесна пошла ко дну,
И вдавился спиннинг в руку,
И поймал Емеля щуку!
Да, такое только спьяну…
Онемел и впал в нирвану.
Вся душа огнем горит,
Щука ж нежно говорит:
— Всё что хочешь дам, Емеля,
Всё смогу на самом деле!
— Для начала, слышишь, щука,
Дай-ка мне граненый в руку,
Полный водки! Дай мне шпик —
Без закуски не привык!
Вмиг возникли водка, сало…
Выпил… Резко полегчало,
И душа вернулась в тело,
И душа опять запела!
— Что еще? Скажи желанья —
Враз исполню приказанья!
Хошь — машины и девицы?
Хошь — особнячок в столице?
Всё смогу! Проси, Емеля,
Всё смогу на самом деле!
— Дай еще мне граммов двести
И поехали к невесте!
К той, которая скучает
И других не замечает.
Неужели нет такой
За лесами и рекой?
Будешь булькать чепуху —
Из тебя сварю уху!
А пока хочу прилечь…
Подгони-ка к речке печь.
Я на ней поеду к тестю.
Знаешь о такой невесте?
— Есть такая! Точно есть!
И царем там, кстати, тесть.
Спит Емеля на печи,
Рядом — квас да калачи.
Мчится печка через лес,
Как не мчится «мерседес».
И куда там «мерседесам»
Пробираться русским лесом?!
Так и въехал утром рано
Наш герой во двор Татьяны.
Хорошо Татьяне спится.
Люд, однако ж, веселится.
Сел Емеля на печи,
Выпил квас, съел калачи,
И сказал: «А ну-ка, щука,
Подавай булыжник в руку!».
От разбитого окна
Вмиг возникла тишина.
Вмиг сбежалася охрана!
Вмиг проснулась Несмеяна,
И давай смеяться так,
Будто сорвало чердак!
Заразительный тот смех
Захватил буквально всех,
От царя до просто люда.
Вот таким явилось чудо!
Царь ответил за слова,
Правда, мучился сперва.
А затем родились внуки
И царя лишили скуки.
За лесами, за долами,
За высокими горами…
МАША И 3 (ТРИ) МЕДВЕДЯ
Жили-были три медведя,
Но не так, как все соседи:
Называли себя «кастой»
Три махровых педераста.
Старший — Михаил Иваныч.
Средний — Михаил Степаныч.
Младший — просто Михаил
(Его отчество забыл).
Было им на всех плевать —
Дом имели, в нем — кровать
Из массивнейшей породы —
Я таких не видел сроду!
Всем запросам отвечала:
Не скрипела, не «играла».
Ох, на ней творилась тряска!
Не опишешь даже в сказках!
И творилась очень часто,
Как всегда у педерастов…
Поразительный народ!
Ели каждый вечер мед,
Пили воду из-под крана,
Спать ложились очень рано,
Дабы предаваться блуду,
Но об этом я не буду…
Удивлялись все соседи,
Как работали медведи.
Брали взятки, лес валили
И работой дорожили.
В воскресенье и субботу
Не ходили на работу,
А ходили на базар —
Пополнять в дому товар.
Мед имеет свой секрет —
Вроде мед, а вроде — нет.
Средь каштанов и акаций
Очень много провокаций!
Но на то в лесу медведь,
Чтоб за качеством глядеть!
И, поймавши «левака»,
Били мишки дурака.
Первым бил Михал Иваныч,
Добивал — Михал Степаныч.
Бил последним Михаил,
Не щадя медвежьих сил.
Шли медведи по базару
И вкушали мед «на шару» —
Продавцов знакомых много,
Оттого вкусней дорога!
— Все свои?
— Одна не наша…
— Как зовут?
— Зовите Машей,—
Отвечала им девчонка.
Отвели ее в сторонку.
— Дай-ка меду на зубок…
Глянь, в нем, явно, сахарок!
Что за жизнь — одни ухабы!
— Будем бить?
— Она же баба…
Наседал Михал Иваныч,
Защищал Михал Степаныч.
Только младший Михаил
Ничего не говорил.
Льется море горьких слез —
Бить?
Не бить?
Вот в чем вопрос!
Тут попробуй, угадай-ка!
— К нам пойдешь домохозяйкой,
Отработаешь годок —
И простим тебе медок.
Радуйся, не бьем мы баб!
Это чувствуешь хотя б?
— Гуманизм такой знаком,
Что ж, ведите, звери, в дом.
Год, конечно, многовато…
Но что делать? Виновата.
Маша в кухне огляделась,
И работа завертелась:
Разлила по кружкам воду,
Подала медведям меду.
Вдруг заметила кровать:
«Если будут приставать,
Заору вовсю соседям,
Что насилуют медведи!
Не путана я, не шлюха,
Привлеку за групповуху!»
…Сейф лохматый очень часто
Превращает в педерастов…
— Машка, ешь, не будь голодной!
На сегодня ты свободна.
— Как «свободна»? Я готова
Ублажать медведей снова.
— Лучше снаряди кровать —
Мы ложимся рано спать —
А сама приляг у двери.
— Вы — не люди!
— Да, мы — звери.
Маша время потянула,
Но, однако ж, не уснула,
А решила обождать,
Чтоб попозже на кровать
Перебраться, где теплее…
Утро ночи мудренее!
Месяц ясный за окном.
Хата ходит ходуном…
Да, такое не случится
Ни в глубинке, ни в столице!
Центровым — Михал Иваныч,
А под ним — Михал Степаныч.
Сверху — просто Михаил —
Бьется из последних сил!
Дышат, как в погоне, часто.
— Педерасты! Педерасты! —
Маша во всю мощь орет.
Ей в ответ: «Прощаем мед!
Пощади ты нас, медведей!
Ща заявятся соседи!
Нас же выгонят с работы!
Лес валить обязан кто-то».
Эта сказка хороша!
В смысл вникая не спеша,
Ты поймешь, читатель милый,
Чем слаба мужская сила.
Знают все, не я один —
«Медом» кличут кокаин.
СКАЗКА
О ДЕВОЧКЕ СНЕГУРОЧКЕ И ПОВРЕЖДЕНИИ НРАВОВ
В деревеньке захудалой,
Каковых у нас немало —
Нищета, развал, разруха —
Жил старик и с ним старуха.
Жили больше века вместе
В неприглядном этом месте.
Только сад и огород
Их спасали от невзгод.
Дружно жили, без страстей,
Правда, Бог не дал детей,
И от этого страдали,
И бывало что рыдали.
Жизнь к концу катилась лихо.
В доме страшно, скучно, тихо…
А за окнами — зима
Сводит стариков с ума.
Там чудесно солнце светит,
Там в снежки играют дети,
Кто не болен и не слаб —
Лепит белоснежных баб.
Вдруг старик сказал: — Чума-а-а!
Пусть поможет нам зима!
Сон мне снился в эту ночь —
Скоро будет у нас дочь!
— Помолись, старик, иконам!
Сбрендил ты без самогона!
Чай, мне уж не двадцать лет…
— Не тебе рожать! Нет-нет!
— Ах, нашел себе моложе?!
Ты смотри, получишь в рожу!
Жизнь тебе я посвятила,
А в тебе — нечиста сила!
— Ни к кому я не уйду.
Ты не кличь, карга, беду!
Не гони напрасно дурку —
Я хочу слепить Снегурку.
Снега много в огороде,
Одевайся по погоде,
Да спеши-ка мне помочь,
Коли вправду хочешь дочь!
Было тяжело сперва —
Носик-ротик-голова…
Не прошло и полчаса —
А уж длинная коса…
Дальше — легче: грудь, живот,
Всё закончится вот-вот.
Красоты такой девицы
Не отыщется в столицах,
Так естественно мила!
Тут Снегурка ожила
И сказала, глядя прямо:
«Здравствуй, папа! Здравствуй, мама!».
О красавице-девице
Слухи были и в столице.
И в газетах, и в журналах
Было писано немало.
Женихи слетелись тучей.
Непонятно, кто был круче.
Даже лондонские дяди
Приезжали на ночь глядя.
Всяк с подарками стремился,
От подарков пол ломился.
А под самый Новый год
Просто ошалел народ,
Приглашая в Кремль на елку.
Всё, конечно же, без толку.
Там, в Кремле, нет места сказке,
Там всё вверено указке.
И к чему трындеть в кремлях
О проблемах в деревнях?..
Первый Новый год без сна
Встретила с семьей она.
Ведь под окнами придурки
Жгли шутихи для Снегурки.
Над землею снеги веют —
Отдыхать у нас умеют…
Отдыхали всю неделю.
Много пили, много съели.
Всё — во благо естества,
Не дождавшись Рождества,
И крещенские морозы
Не таят в себе угрозы.
Вот такой беспечный круг,
Но в деревне без подруг,
Без девишника? Тоска
Загрызет наверняка!
И прольется с глаз слеза,
Дед и бабка только «за».
Запирать в дому дивчину?
Нету никакой причины!
Посягнувшего на честь
Закопают прямо здесь.
Здесь деревня — не столица
Все свои, как говорится.
Пили девки из горла
На окраине села.
Пить закончив, стали петь.
Любо слушать и смотреть!
Лишь Снегурочка молчала,
С непривычки деву рвало.
Ей бы, бедной, на кровать,
Может, перестало б рвать.
— Или, может, лучше в баню? —
Предложила робко Аня.
(Аня — ближняя соседка —
Знает толк: хоть малолетка,
А огрела литра два,
Закусив халвой едва…)
Баня топится неделю.
Занесли, затем раздели
И на полку уложили,
И дровишек подложили.
Сами сели и запели,
И запили, и заели.
Проболтали до рассвета
Глядь-поглядь — Снегурки нету!
Опустевшие бутылки…
Дык она ж еще в парилке!
Но ее в парилке нет…
Ни фига себе сюжет!
Драли тем девицам косы
Прокуроры на допросах.
И не верил старый дед
В протрезвевших девок бред.
Бабка, проклиная Аню,
Подпалила ночью баню,
Подпустила петуха
В обиталище греха!
Женихи, забрав подарки,
Скрылись быстро по запарке.
Кто верхами, кто в салазках…
Вот такой конец у сказки.
Что ж, мораль весьма тонка —
Бани нет без мужика!
После водки иль горилки
Не дошли бы до парилки.
А дошли бы до кровати,
И в живых остались б, кстати,
И красавица Снегурка,
И иные полудурки…
В деревеньке захудалой,
Каковых у нас немало…
СКАЗКА
ОБ 1 (ОДНОМ) РЫБАКЕ, 1 (ОДНОЙ) ЗОЛОТОЙ РЫБКЕ И 1 (ОДНОМ) ЗАТЯНУВШЕМСЯ БАНКЕТЕ
На диковинном просторе,
Прямо с выходом на море,
Продуваемый ветрами
Да пугаемый цунами,
Дом стоит, как старый бриг.
В доме том живет старик
Со старухой сумасбродной,
Но менять старух немодно —
Пусть кренится малость набок,
Но не дюже алчет бабок,
И не воет от тоски,
Гладя брюки и носки.
А свяжись-ка с молодухой —
Ты, на ус мотая, слухай —
Сто процентов дуба дашь,
Одолей такая блажь.
И хлебнешь немало горя
На участочке у моря.
Ведь в канун олимпиад
Дом ценнее всех наград!
Здесь рукой подать до Сочи —
Дед иначе жить не хочет —
И с мотором лодка есть,
Ну, и сеть нехитро сплесть…
Да и рыбу в море этом
Знай, лови зимой и летом.
А истории начало —
Ясно дело — у причала.
Дед забросил невод свой,
Скрылся он под синевой
Вод прозрачных, благо штиль
На ближайшие сто миль.
Сам прилег с кроссвордом в лодке,
Пропустив маненько водки.
Долго пробовал уснуть.
Нету сна. Пора тянуть.
В мыслях полные столы
Черноморской камбалы,
Барабульки и ставриды
Плюс икры четыре вида!
Солнце светит высоко,
Невод тянется легко.
Неужель сегодня пусто,
Лишь медузы и капуста?
В них, конечно, много йода…
Вдруг блеснуло что-то в водах!
Тащит дед свой невод шибко:
— Здравствуй, золотая рыбка!
— Мы знакомы, дед? Откуда?
— Я читал про это чудо,
В сказках Пушкина, давно.
Три желания дано?
— Да, давай-ка три желанья,
Три волшебных указанья —
Все исполню, спору нет!
Бонус к ним — даю банкет.
Мы с тобой, старик, за встречу
Пожуем сардинью печень.
На-ка, красного винца,
Вот тарелка холодца...
Выпьем для веселья духа!
Только не зови старуху…
— Не твое тресково дело —
Наливай, коль залетела!
…А подводного винца
Оказалось без конца…
Пьют за всякий пароход,
За его веселый ход,
Ну а ежели баркас —
Надо пить и в этот раз…
Наконец, старик устал.
Весла взял и так сказал:
— Полежи пока в ведре!
И отправился к жене.
— Вот и нам явилась пруха! —
Изумилася старуха.—
Стиркой я по горло сыта,
И не смей просить корыто!
Мыла тоже не проси,
Лучше памперсы носи!
Наше первое желанье:
Каждый день диетпитанье!
Соки, йогурты, кишмиш…
Ты согласен? Что молчишь?
У тебя же язва, дед!
Сдохнем, старый, без диет!
Так вот рыбе и скажи,
А о сале не тужи!
Во-вторых, пусть сменит хату,
Заслужили жить богато.
Трехэтажный особняк!
Чтобы мы не просто так
Век еще прожили вместе
В расчудесном этом месте.
Чтобы лифт с отдельным входом!
И удобства для народу!
Ведь у нас с тобой родни —
От Самары до Чечни!
Так что пусть твоя рыбешка
Расстарается немножко.
В-третьих, пусть в моей стране
Позабудут о войне!
— Ты рехнулася, мой свет,
Ты несешь, старуха, бред!
В лучшем случае улыбки
Ты допросишься у рыбки!
Мне с утра ж лечить, беднягу!
Ты сыщи, старуха, брагу…
Но, едва проходит ночь,
Рыбке уж дышать невмочь…
Ну зачем зверюгу мучить?
Дед решил ее прищучить
И сварить ушицы с ней.
Дед рыбак — ему видней.
И варил ее полдня,
И кормил ухой меня,
И старуху, и прохожих
За красивые их рожи.
А морали в сказке нет!
Миру — мир, а свету — свет!
ТЕРЕМОК
(Грустная повесть про звериное общежитие)
Знают Запад и Восток,
Что такое teremok.
На Руси без теремка
Не умеют жить пока.
Вырос в поле теремок,
Он не низок, не высок.
(Теремов таких немало
По полям навырастало.)
Но едва, как говорится,
Приоткрылися границы,
Так хозяин теремка
Укатил. Наверняка
В те края, где правят пейсы,
Укатился, как по рельсам.
В доме стала гладь да тишь.
Первой заселилась мышь
(Одного туза подружка),
Звали мышку ту — Наружка.
Совпаденье? Может быть…
Стала мышка в доме жить.
В дом вложив большие тыщи,
Обустроила жилище.
Жарким летом, в поздний час
Тишину звонок сотряс.
В домофоне — побирушка,
Всем известная Лягушка,
Молвит, лапки на живот:
— Кто-то в тереме живет?
Скоро будет снег кружить,
Разрешите мне пожить.
Обещаю мало квакать,
Вытирать повсюду слякоть
И полы повсюду мыть,
Борщ с пампушками варить.
Заменю тебе прислугу,
Даже верную подругу!
— Что ж, живи со мной, лягушка,—
Отвечала ей Наружка.
Стали вместе проживать
И вареники жевать.
Как-то осенью под вечер
Зажигают в доме свечи
И заводят патефон…
Но вмешался домофон.
Смотрят — зайчик-русачок,
Всем известный дурачок,
Молвит, взяв травинку в рот:
— Кто в сем тереме живет?
Скоро в лес ворвется стужа,
Буду вечно я простужен…
Прописаться к вам хочу,
А работой заплачу!
Буду пыль везде стирать,
Буду на дуде играть,
В бой пойду, коль выйдет враг!
Я хоть заяц, но русак!
— Что ж, живи у нас, зайчишка,—
Говорят лягушка с мышкой.
Прописали зайца в дом
И теперь живут втроем.
Раз в холодном январе,
Синим утром, на заре,
Тишину звонок сотряс.
— Кто явился в этот раз?
Вот уж, вправду, чудеса! —
Ярко-рыжая лиса,
Каковых на свете мало,
Звали лисоньку — Кидала!
Молвит, выпятив живот:
— В теремочке кто живет?
Я хоть рейдер, знамо дело,
Но работа надоела…
Приглашаю вас в друзья —
Куда вы, туда и я!
Без меня вы пропадете.
Я хорошая! Берете?
— Что ж, живи у нас, лисица,
Рейдер в доме пригодится.
В прошлом марте, на заре,
Шум поднялся во дворе.
В домофоне «щелк» да «щелк»:
На пороге — серый волк,
Не вписался в новый мир
Волк по кличке Рэкетир.
Встал волчара у ворот
— Кто тут в тереме живет?
А лиса ему в ответ:
– Спрячь-ка, кореш, пистолет.
Я сама хожу в законе,
Не понтуйся, не на зоне…
И базар веди на равных —
В этой хате нет бесправных!
Сделай голосок потише.
Взнос в общак — получишь крышу!
Волк сказал, понизив хвост:
— Буду с вами — не вопрос.
— Что ж, живи у нас, волчище!
Ты семьи такой не сыщешь —
Всё по старому закону,
Как у Дона Корлеоне!
Так прошел почти что год:
Тихо-мирно, без невзгод,
Никакой нужды и жажды.
Домофон пищит однажды.
Звери вышли посмотреть —
На пороге сам Медведь!
Рядом бочка, в бочке мед.
— Кто в хоромине живет?
Надоело мне пуржить,
Я желаю с вами жить!
Принимайте, братцы, бочку,
И поставим в деле точку!
Мышка молвила в ответ:
— Мы бы рады… Места нет!
Вы такой здоровый, Миша…
— Места нет? Могу на крыше.
То, что дальше — всем известно
И не очень интересно.
Звери вылетели пробкой!
Дом сложился, как коробка,
А заезжий Михаил
Только щеку прикусил.
Вот такие вот соседи —
Все российские медведи.
КОЛОБОК
В деревеньке за Уралом,
Каковых у нас немало,
Жил дедок, а с ним старуха,
Глуховатая на ухо,
Чуть корявая на вид.
Деда мучил простатит
(Плод всех ветреных страстей),
Им Господь не дал детей,
И тоска не исчезала
Из избы в глуши Урала.
Как иконам ни молись,
А конец имеет жизнь.
Тут и сказочке начало.
Из пшеницы за Уралом
Вышла чудная мука
Для героя-Колобка.
Старики про всё забыли,
Тесто белое месили.
Дед, забив на простатит,
На ногах всю ночь стоит,
Не жалеет в печку дров,
Чтоб румян был и здоров
Колобок (явилось чудо
Без прелюдий и без блуда).
Пусть без ручек и без ножек,
Но зато приятен рожей.
Песни разные поет
Про Урал и про народ,
И про удаль Ермака
Песня есть у Колобка.
Дни прошли, прошли недели,
Старики помолодели
Аж на целых двадцать лет.
От тоски простыл и след.
Простатит исчез из виду.
Деда мучает либидо,
И старуха всё туда же —
Без трусов плетет и вяжет…
Таково влиянье песни,
Хоть ты лопни, хоть ты тресни.
Все мы слышим, что хотим,
Всем нам слышится интим.
Колобок — не исключенье,
В его песнях — тьма влеченья.
И, влекомый этой страстью,
Понял Колобок, что счастье
Невозможно без столицы.
Надо рвать, как говорится:
За Уралом нет эстрады,
Для таланта нет ограды,
И, помяв в саду траву,
Покатился он в Москву.
Путь-дорога далека
К хит-вершинам Колобка.
И терниста, даже слишком.
Вдруг на встречу сам Зайчишка.
Из-за кризиса бедняга
Стал похожим на бродягу.
Говорит: «Слышь, Колобок,
Дай куснуть хотя бы бок,
Я от голода умру,
Даже, может быть, к утру».
«Тоже мне, лохá нашел,
Шел бы ты, куда ты шел,
Мой старик, своим либидо
Причинив тебе обиду,
Насладившись плотской болью,
Загоняет в чистом поле».
От таких речей Русак
Прочь рванул через овраг.
Колобок, запев без фальши,
Покатился лесом дальше.
Не прошло и полчаса —
Буро-рыжая лиса
Тормозит его уныло:
«Я б тобой перекусила».
«Шла б ты, драная сестрица,
А то может так случиться…».
Но случилось. В тот же миг
Песня, превратившись в крик,
Не услышанный в столице,
Канула в нутро лисицы.
МОРАЛЬ:
А морали в сказке мало —
Нет морали за Уралом.
СКАЗКА ПРО РЕПКУ
То, что кризис есть в стране,
Говорить, друзья, не мне,
Ведь не я же виноватый,
Что не платятся зарплаты.
Я работаю поэтом,
Моя песня не об этом.
Моя сказочка про деда —
Безработного соседа.
Когда жизнь поджала крепко,
Посадил дед в поле репку.
И прости, читатель, прозу —
Удобрял ее навозом.
Начитавшись умных книг,
Не жалел дерьма старик.
А с водой и солнца светом
Перебоев у нас нету.
Проявил дедок талант,
Репка выросла — мутант.
(Лучше нашего говна —
Нету в мире ни хрена,
Мы любую, блин, страну
Перегоним по говну.
Так что срущие китайцы
Пусть сидят и красят яйцы.
У Америк и Европ
Не найдется столько жоп.
Конкурентов в этом спорте
Нет. Хоть спорьте, хоть не спорьте.)
Репа высится горой,
Дед, как водится, герой.
Деревенская газета
Напечатала про это.
Ведь у нас любую славу
Любят множить на халяву.
Дед, расчет продумав крепко,
Понял: рвать пора уж репку.
И, надев костюм от «Гуччи»,
Обойдя навоза кучи,
За вершки тянуть стал репку,
Но земли объятья крепки.
Уж давно мокра спина —
Не выходит ни рожна.
Дед орет: «Старуха, слышь,
Что без дела ты сидишь?
Иль мои щекочешь нервы?
Жрать, небось, прискочишь первой».
Тянут, тянут — ни хрена,
Словно вкопана она.
Дед, на миг лишившись сил,
Сел и вдруг заголосил:
«Ой, несчастен я, дурак,
Нам не справиться никак
С этой страшною громадой,
Здесь тягач мощнейший надо».
Бабка дернула плечом:
«Рассчитаться с тягачом,
Знай, одной не хватит репы,
Помыслы твои нелепы,
Закатай повыше брючки,
Нам не справиться без внучки».
Вышла внучка на подмогу,
Тянут, вытянуть не могут.
Вслед за внучкой встала Жучка —
Не породистая сучка,
Из семьи простых дворняг.
Тянут, тянут — всё никак.
К ним на помощь из окошка,
Выгнув спину, вышла кошка.
Тянут репку, что есть силы,
Но всё так же, как и было
(Из хорошего говна,
Видно, сделана она.
Это вовсе не секрет,
Для себя старался дед).
Тает на глазах азарт.
Да, для дела нужен фарт.
А без фарта делу — крышка.
Рядом пробегала мышка,
Лихо хвостиком вильнула,
Деда краем щекотнула.
Дед, боявшийся щекотки
Больше, чем непьющий — водки,
За вершки вцепился крепко,
Потянул, и вышла репка.
ПРО КРАСНУЮ ШАПОЧКУ
На окраине столицы,
Где кругом побиты лица,
Где преступное насилье
Обрывает песням крылья,
Юная жила особа.
Хороша? Да не особо,
Так, на троечку с халвой.
Не дружила с головой,
Не бандитка, не «терпила».
Шапку красную носила
И другие, впрочем, тряпки.
И была у девки бабка,
С ней одной семейной крови.
В самом ближнем Подмосковье
Срубик прям в лесу имела,
Соток десять, знамо дело,
Недалече от реки,
И любила пирожки.
Это знала Красна Шапка,
Знала, чем уважить бабку.
Вечер майский так хорош!..
«Дочка, ты куда идешь? —
Вдруг спросила Шапку мама,
Штукатуренная дама,—
Не ходи, тебя молю!».
«Тропы знаю. Секс люблю,—
Отвечала маме дочка,—
Не зуди. Целую. Точка.
И не спорь зазря, мамаша,
Жаждет булок бабка наша».
Позади уже столица,
По лесу идет девица,
Каблучками щелк да щелк.
Вдруг навстречу серый волк.
Да не просто волк — Волчара
В узких джинсах и с гитарой.
— Эй, чувиха, как делишки?
— Слышь, ты не хами, парнишка.
— Хочешь, песней побалую?
А попросишь, поцелую
Где никто не целовал —
Я же нежный аксакал.
— Где никто?.. Целуй корзинку!
После этих слов — заминка,
Волк осел на задних лапах,
Но почуяв вкусный запах,
Приподняв повыше нос,
Не сдержал слюней и слез.
— Дай отведать пирожка.
Слышишь, ухает кишка,
И желание желудка
Пищи требует рассудку.
— Всем голодным подавать,
Блин, не выдержит кровать,
Проводи меня к бабульке,
Мы ее уложим в люльку,
Ты ей песенку споешь,
Вот тогда пирог возьмешь.
Так что, Серый, не пыли...
В зубы хвост и отвали».
Жажда скушать пирожка
Не сломает мужика,
Но когда хамит чувиха,
В мужике вскипает лихо.
Волк — отнюдь не исключенье…
После долгого леченья
Снова в гости к своей бабке
Собралась девица в шапке.
Но скажу вам, не мигая,
Это сказочка другая.
И другой у ней сюжет.
Вы расстроились? Я — нет.