«АНДРИАТИКА СЛОВ» (30 июня — 26 июля 2009)

* * *

Кто-то внешне похожий на Бога рисует звезду.

Жизнь для гения — повод найти свое место в аду.

Выбирая грехи, мы грехи не считаем грехами.

Я не знаю куда, но зачем-то я все же иду.

Всё, что создано разумом, чувствам моим на беду.

Сшей из тряпок кумира, наполню его потрохами.

Для истории время прожитое — только пустяк.

Капля падает в темя, не виден корвету маяк.

А на простыне рядом со мной обнаженное лето.

Собираю остатки невинности в сжатый кулак.

Я бегу по строке и теряюсь в потоке бумаг,

Я один из немногих способен читать по приметам.

Жалко времени на бесполезность и на пустоту.

Я прошу господина судью — проведите черту

Между мной и тем миром, которому я не обязан.

Не обязан ничем. И верстою измерив версту,

Вечный пост моей веры хранит лишь мою чистоту.

Я собою предсказан.

Жизнь для гения — повод найти свое место в аду.

* * *

Жизнь слишком коротка,

Но счастья в жизни меньше,

Когда твоя тоска —

Страсть нелюбимых женщин.

* * *

Летая здесь свободной птицей,

Я рай по новой открываю

Средь гор и моря за границей,

Но я тебя не забываю.

Здесь телу и душе приятно,

Здесь не меняются погоды,

Но я вернусь, вернусь обратно,

Есть крайний срок любой свободы.

Ты жди меня, как ждут поэта

Все недописанные строки.

Еще есть жизнь, еще есть лето,

Еще не так уж одиноки

Свободных птиц чужие страны.

* * *

Время идет по следу

И не петляет. Странно?

Чтоб всё успеть к обеду,

Я просыпаюсь рано,

Вместе с восходом. Лето

В городе дышит газом.

Музой душа согрета,

Я вдохновляюсь сразу,

Не замечаю пробок,

Их в это время нету.

Город рассветный робок

С песней, внезапно спетой.

Я тороплюсь. Не странно,

Что я всё время еду.

Знаю, за мной в нирвану

Время идет по следу.

* * *

Здесь море рядом с горною рекой,

Здесь горы в небо направляют очи,

Я облака здесь трогаю рукой,

Я здесь один из одиноких прочих.

Край Черногория — совсем особый край,

Не знаю я на свете краше края,

И если существует в мире рай,

То только здесь, в раю земного рая.

Здесь изумрудом кажется вода,

Здесь воздух чист, и в мыслях нет предела,

И здесь хотел бы я прожить года,

Здесь, где душа во всём подвластна телу.

* * *

Брожу стихами по знакомым нотам,

Мне очень эта музыка важна.

Россия где-то в трех часах полета,

Но всюду речь знакомая слышна.

Я с земляками не особо дружен.

Для них я — внешне строгий португал.

Мне даже револьвер в руке не нужен,

Не страшно будет, как бы ни пугал.

Эй, русские! Мы все давно бандиты,

Я подошел к ребенку, щуря глаз,

А он в ответ: «Эй, португал, иди ты…

На родину, махровый папуас».

Но до России — три часа полета,

Повсюду речь знакомая слышна.

Брожу стихами по знакомым нотам,

Мне очень эта музыка важна.

* * *

Эти летние ночи азарта полны,

Звезды светят иначе, чем светят зимой,

И на небе орбиты так четко видны,

Что в Пути моем Млечном — дорога домой.

Не запутаться в звездах, как их ни гаси,

И луна не пугает волчицу в лесу.

Как я здесь без тебя? Ты у неба спроси.

Облака, словно ветви, дрожат на весу.

Туч не видно. Ни грома, ни молнии нет.

Утром солнышко выйдет с улыбкой в народ.

Лето знает особый вселенский секрет,

Я его разгадаю, наверно, вот-вот.

А пока только ночь и, конечно, азарт.

* * *

Я лечу здесь нервы тишиной,

Морем и горами, и микстурой,

И всем тем, что целый век со мной,

То, что не прошито пулей-дурой.

Память, только память ярче снов,

И фантазий, и святых мечтаний.

Властен я над словом без чинов,

Без болезней и без причитаний.

* * *

Я хотел бы, и я бы достиг,

Если б просто не ставил на фарт,

Если б просто лелеял свой лик,

А не видимой бури азарт.

Я бы, может быть, был бы богат,

Как султан, олигарх или власть,

Если б просто бы вел свой фрегат,

А не пестовал бурями страсть.

Я бы мог бы, и я бы сумел

Пламя страсти задуть, как свечу.

Но не стал, потому что я смел,

Потому что хотел и хочу

Быть собой в океане любви.

* * *

Я живой и, конечно же, классик

В плане секса и литературы.

Пусть мой вклад в море русской культуры

Подтвердят и напишут с натуры

Те художники этой эпохи,

Для которой все символы — знаки,

Для которой всё лучшее в драке —

Ник Яла, в переводе — Алякин,

Написал и оставил на полке.

ЛАБИРИНТ

Где новый лабиринт судьбы моей пройдет?

Не знаю даже я, и в этом нет печали.

Уже не первый день, не месяц и не год

Два ангела моих в моей душе кричали.

А я писал стихи, лелея этот крик.

Я шел за горизонт по лабиринтам звука.

И всё, к чему пришел, сложилось в горы книг,

Мукá моих тревог не стала горькой мýкой.

Я выпек этот хлеб, возьми его, мой друг,

Отведай, посолив, с горбушкой мякиш хлеба.

Мой новый лабиринт восьмеркой заперт в круг,

Мой каждый лабиринт — между землей и небом.

* * *

Какая это боль — не чувствовать любви

И находить себя в развалинах империй,

И, словно Чингисхан, быть по уши в крови

В столице перерезанных артерий.

Я начинал свой путь с подъезда на заре,

Я был главой шпаны микрорайона,

Но клочьями руно в седом календаре,

Упали наземь скипетр и корона.

Над улицей моей развеялся туман,

В моем кармане — множество валюты.

Обман, обман, обман, неистовый обман,

Я приобрел взамен свободы путы.

Какая это боль — не чувствовать любви,

Кровоточат открывшиеся раны,

Я всё готов отдать. Ты только позови

В свои ненарисованные страны,

В которых есть любовь и есть печаль.

* * *

Вновь корабль отправляется в Бари,

Там, в Италии, круто и модно,

А мне в баре на старой гитаре

Мексиканец бренчит превосходно.

Его песни подобно текиле

Согревают и душу, и тело.

Словно сны воскресают из были,

В них меня ты под солнцем хотела

Осчастливить. Но ты где-то в Бари,

И корабль уже недалече,

А я слушаю, как на гитаре

Мексиканец играет весь вечер.

* * *

А в стаканчике тает пломбир,

А на улице снова жара,

А в пивной допивает свой bier

Потерявшая страх немчура.

Я, конечно, не против — пусть пьют,

«Телки» их — пострашнее войны…

Они даже без денег дают

И не ведают чувства вины,

И не видят, как тает «брюле»

За широким хохляцким столом,

Где горилка горит на столе,

Где и сала, как водится,— лом.

Где хохлушки дают просто так,

На халяву, всю ночь до утра.

Я, сжимая сомненья в кулак,

Говорю: «Извините, пора».

Возвращаюсь, чтоб «лакомку» съесть

С негритянкой с горы Was ist das,

Она мало что знает про честь

И, конечно, сегодня мне даст.

P. S.

Вот такая фигня — там и тут

Отмороженно бабы дают.

* * *

Доверяю судьбу капитану,

Заказав себе рома в каюту.

Я не очень люблю океаны,

И от качек бледнее как будто.

Я не трус, но «Титаник» повсюду

Мне мерещится с айсбергом рядом,

Выпив рому, смелее не буду,

Капитан, успокой меня взглядом,

Усмири мои пьяные страхи.

* * *

Жгучей страстью наполнена речь итальянки.

Понимаю одно — я хочу ее тела,

Чтоб от взгляда вся ночь звездным небом блестела,

Чтобы скомканной простынью утро белело.

А она? Что она? Говорит, как Белуччи,

И мутит, как Орнелла, как будто строптиво,

И ей хочется, может быть, тоже красиво.

Я? Что я? Я стою и грущу молчаливо.

Итальянский мне в школе не преподавали.

ОТВЕЧАЯ И. БРОДСКОМУ

Как сказал бы Иосиф: «Поэзия требует слов».

Я — один из направленных Господом Богом послов,

Во спасение мира связавшийся с этой.

А беззубый биограф, порушивший критикой мозг,

Сам себе подавая одежду, спустился в киоск

За вчерашней газетой.

И среди новостей — тусклой страсти разящий накал.

В этих грустных историях много разбитых зеркал

При содействии луж, породивших эффект изобилья.

Но свободой полета нельзя ограничить себя,

Я смотрю в это небо, безумно свободу любя,

Расправляя в нем крылья.

Мне плевать, что рассчитаны на зиму: вещие сны,

Стены тюрем, пальто, туалеты невест белизны

Новогодней, спиртные напитки, секундные стрелки,

Воробьиные кофты и грим на плащах палачей;

Пуританские нравы. Плевать. Я всегда был ничей —

Сам в своей же тарелке.

И искусство поэзии, требуя выживших слов,

Заставляет меня быть одним из немногих послов,

Во спасение мира ввязавшихся в это.

ЭТО СТРАННО. ПОСТОЯННО

Ты узнáешь про землю Мальдивы и купишь билет.

Я услышу мотивы — во мне обнажится поэт.

Это странно,

Но за странные страны в ответе планета Земля.

Моя музыка в до, ре, фа, соли и, кажется, в ля.

Постоянно.

Потеряв ноту ми, заменю эту ноту на «мы».

Ты уедешь туда, где морозной не будет зимы.

Это странно.

Жаль, со временем время лишается трепета, что ж,

Тот, который придуман тобой, на меня не похож.

Постоянно.

На Мальдивах в тумане безумствует снов океан,

А в стакане смешались мотивы. Я музыкой пьян.

Это странно.

СКОРО

Скоро ветер погонит листву

По этапу куда-то в метели,

Скоро холод вернется в Москву,

И я прятаться буду в постели

От себя, лежа рядом с тобой.

Ты мне станешь дороже, чем время.

Скоро я, как спешащий рlayboy,

Буду лить, не щадя, свое семя.

Скоро мир поменяет цвета,

Чтоб за утром пришло воскресенье.

Скоро даже твоя красота

Мне не даст от печали спасенья.

Скоро кризис покинет дома,

Наложив на пробои заплаты.

Скоро ты мне расскажешь сама,

В чем я не был с тобой виноватым.

Скоро я буду небо спасать

И менять кистью маски на лицах.

Скоро не о чем будет писать,

Находясь между делом в столицах.

Скоро просто захочется стать

Кем-то бóльшим, чем просто поэтом.

Скоро я не сумею достать

И останусь доставшим при этом.

P. S.

Скоро милая сердцу Москва

Потеряет невинность по пьянке.

Скоро картами ляжет листва

На сукно казино на Таганке.

Скоро.

* * *

Странные вопросы,

Глупые ответы.

Всех, кто жил без спроса,

Средь пропавших нету.

Помнит поименно

Чувственная кожа.

А медведь-сластена

С похотливой рожей

Рвет в лесу малину,

Топчет улей страстно.

Что ему былины?

Память одномастна.

Властность однобока.

Совесть ум не точит.

Филин, одиноко

Ухая, порочит.

Утихают пьянки,

Страх ползет по норам.

На углу Лубянки

Схимник с прокурором

Рвут девицам косы

И поют куплеты.

Странные вопросы,

Глупые ответы.

* * *

Не пытаясь чем-то дорожить,

По тоннелю времени лечу.

С каждым метром интересней жить,

Ибо только сам себе свечу,

Ибо только мне и отвечать

В день, когда закончится полет,

В миг, когда придется замолчать

Там, где пламень — то же, что и лед,

Там, где всё не так, и всё не то,

Оттого что лучше в сотни раз.

Где тоннель приводит в решето,

Где полно дошедших к Богу нас.

* * *

Хочешь, я расскажу, раз уж мы в этом мире одни:

Я когда-то хотел сделать музыку собственной частью

И во благо любви положить свои лучшие дни.

Мне казалась понятной дорога к великому счастью.

Хочешь верить — не верь всем, кто будет с тобою темнить.

Я всё сам по себе примерял и остался доволен.

Знаешь, очень тонка к Ариадне ведущая нить.

Знаешь, трудно дойти до своей осязаемой воли.

Я когда-то хотел и, хотенью отмерив предел,

Понял, лучшее — там, за оставленным мною пределом.

А душа? Что душа? Дýши не существуют вне тел.

И, торгуя душой, ты торгуешь, конечно же, телом.

Нет, не наоборот. Я открою секрет — мы одни.

БЕССПОРНЫЙ ФАКТ

Почти величественно в такт,

Без всех ненужных разговоров,

Предстанет необычный факт —

Под воду сгинула «Аврора».

Царь Николай хлебнет вина

В пустынной спальне Эрмитажа.

Его нерусская жена —

Всего лишь плод фантазий блажи.

В Симбирске Волга в ледоход

Переломает все суставы.

И Ленин, мальчик-первоход,

Уснет в объятиях шалавы.

Напрасно выстроят шалаш

С дыханьем люксембургской розы.

Всё это лишь фантазий блажь,

История бульварной прозы.

А мне на комсомол плевать,

Но не плевать на комсомолок.

Аптека, улица, кровать…

И пыль забитых книжных полок,

И мозг, утративший сюжет

С едва забрезжившего страха.

Спасенье есть — спасенья нет.

Бесспорный факт. Идет всё на х...й!

* * *

Когда время лечит, тогда я болею,

И с милой при встрече от встречи хмелею.

Надолго ли хватит такого задора?

Пока время катит, нема разговора.

Беспечные числа сливаются в даты,

Что вышло, то вышло — гуляли солдаты,

Стреляли матросы из пушек в лягушек,

А время без спроса набило подушек

Огромную кучу в бескрайнюю спальню.

Я выиграл тучу и снес в наковальню,

Там время дождями пугало прохожих,

Гоняло ладьями на пешек похожих.

А милая рядом смеялась и пела,

И горсть мармелада за завтраком съела.

Но время сказало, чтоб вынесли свечи

Ни много ни мало до будущей встречи.

* * *

Ощущение возраста — старость,

Наслаждение красками — благо.

Я, как в школе, мараю бумагу.

Дай мне бог, и я скоро не лягу,

Ибо возраст — лишь цифры, не боле.

* * *

Я порву твои летние платья

И укрою тебя листопадом.

Я сожму крепко память в объятья,

Это просто, и мне очень надо

Сохранить свою юность в сюжетах.

Ты простишь, а простив, позабудешь,

Как я долго слонялся в поэтах.

Ты со мной больше резкой не будешь,

Потому что мне это не надо.

Я порвал твои летние платья

И, укрыв то, что есть, листопадом,

Задушил свою память в объятьях.

* * *

Полнолунье. Полная луна.

Ты сидишь со свечкой у окна.

Для луны, тебя лишившей сна,

Тайна твоей свечки не ясна,

И тебе понять не суждено,

На кого луна глядит в окно.

* * *

Слишком раним, чтоб не буйствовать словом.

Спрятанный нимб проявляется снова

В строчках, которые выучишь дома.

Жаль, что мы не были раньше знакомы.

Мир моей страсти открыт до предела:

В душу — за счастьем, затем уже в тело…

Следом за телом снова душа.

Там, за пределом, ты хороша,

Ибо возьмешь и отдашься мне снова,

Ибо поймешь буйство каждого слова.

* * *

Я навряд ли смелей, чем кажусь,

И дышу лишь, покуда дышу,

И дерусь лишь, покуда дерусь,

И пишу лишь, покуда пишу.

Волю Бога, его благодать

С каждым днем ощущаю сильней.

Он дает, когда хочется дать,

Он со мной, когда я рядом с ней.

Он творит, и я, внемля, творю.

Жизнь моя — это эксперимент.

За себя Бога благодарю,

За мгновенье, за каждый момент

Нахождения в мире живых.

* * *

Хорошо, что закрыли в Москве казино,

Хорошо, что в карманах не ветер-шаман,

Хорошо, что мы смотрим другое кино,

Хорошо, что не всё, во что верим,— обман.

А на улице лето дарует жару,

А на улице — небо без края и дна,

А на улице я все ветра соберу,

А на улице девушка бродит одна.

Я, наверно, люблю созерцать тишину,

Я, наверно, романтик до мозга души,

Я, наверно, опять в эту ночь не усну,

Я, наверно, приду. Если ждешь — напиши.

И куда мне идти, если нет казино?!

* * *

Помутнела черна речка

Из-за грубого словечка.

Пуля, ствол, курок, осечка,

Выстрел — нету человечка.

Лагерь далеко-далеко,

Не видать конца у срока,

Оттого всем одиноко,

Что всё зверски и жестоко.

И всё те же черны речки,

И всё те же человечки,

Те же пули и осечки,

Те же выстрелы и свечки.

Коль не хочется, не будет,

Мир любимый страх осудит,

Не любимый — страх забудет.

Люди, люди… Все мы — люди.

Сыплем разные словечки,

Ждем желаемой осечки,

Все боимся черной речки,

Все хотим лишь ставить свечки.

* * *

Твое молчанье для меня — плацебо.

Надеюсь, что Амур пустил все стрелы.

Надеюсь, ты теперь имеешь небо.

Надеюсь, что всё прошлое сгорело.

Как счастлива ты в дальней загранице,

Мне знать не очень нынче интересно.

Вокруг тебя совсем другие лица

И диалект нерусский повсеместно.

Не приезжай и не звони случайно.

Я не хочу назад, второй раз в воду.

Как я живу? Пусть это будет тайной,

Теряющей бесценность год за годом.

ПРО ЮНГУ, МАДОННУ, ШКИПЕРА И О ПОСЛЕДСТВИЯХ ТРИППЕРА

Юнга умолял Мадонну

О минете без гондону,

А затем в каюте шкипер

Залечить пытался триппер,

Ибо пил из той же чашки,

Что и юнга после Машки.

Машка, в зрелости Мадонна,

Согласилась без гондона,

Но не знал бедняга шкипер —

Бытовым бывает триппер.

Вот такой вот поворот —

Требует жена развод,

Лечит триппер не со скуки

Ее муж, не мывший руки,

Пивший кофе с той же чашки,

Что и юнга после Машки,

В поздней зрелости Мадонна,

Заразила без гондона

Тем, что называют триппер,

Плачет юнга, плачет шкипер.

* * *

Уже ни кокаин, ни виски

В свой рацион я не включаю.

И все свои знакомства близко

Я начинаю с чашки чаю.

Прошу, чтоб принесли конфеты,

Чтоб веселей запели нотки.

Я ненавижу сигареты

И презираю запах водки.

* * *

Блистательность родного языка

Открыла для меня дорогу света.

И каждый шаг — как новая строка,

И каждый день волнения поэта

Передаются с головы до пят

Словам, рожденным без особой муки.

А в небе — звёзды новых строк слепят,

А в сердце — страсть рождающие звуки.

И всюду блеск родного языка.

* * *

А я хочу услышать твой обман,

Чтоб вдохновений ощутить порывы.

Хочу, чтоб у тебя возник роман,

Какой-нибудь курортный и красивый.

А я хочу, чтоб сладостью измен

Твоих я насладился до предела.

Хочу, чтоб ты покинула мой плен,

Отдав другому трепетное тело.

P. S.

Не извращенец я. Я им не стал,

Я просто от любви твоей устал.

* * *

Бог, даруя любовь, нелюбовь не прощает —

Это главный закон бытия.

Жизнь твоя интереснее быть обещает,

Потому что где ты, там и я.

Бог, прощая грехи, не грехи не прощает,

Эти правила счастья просты.

Жизнь моя интереснее быть обещает,

Потому что где я, там и ты.

* * *

Здесь гор не видно из-за облаков,

Здесь ангелы купаются повсюду.

Я тоже после смерти с ними буду

Здесь почивать стихами рыбаков.

Здесь небо помнит, как старался Бог,

Выписывая на холстах пейзажи

Своих картин. Я здесь хожу по пляжу,

Я поднимаюсь в каменный «острог».

И святостью оставленной дышу,

И гор не видно из-за облаков,

Здесь зрима связь событий и веков.

Сюда я после смерти поспешу,

Чтоб никогда не покидать Эдем.

* * *

Я прощаю врагам и почти что не злюсь.

И пощады себе никогда не молю.

Как бы ни было больно, я жить тороплюсь,

Как бы ни было дальше — прощая, люблю.

* * *

Ангелы играли на рулетке,

Вместо фишек ставили конфетки.

На колонки — плитки шоколада,

В «чет» и «нечет» — дольки мармелада,

Но «зеро» упало невзначай,

Потому что Бог позвал пить чай.

* * *

Ветер морской, целебный,

Пена щекочет ноги.

Сей уголок волшебный

Людям отдали Боги,

Чтоб поутихли страсти,

Чтобы враждебность спала.

Как же всем нам для счастья

Нужно сегодня мало.

* * *

Я бы мог экономить и жить, веря счётам,

Я бы мог сочинять, как другие, по нотам,

Я бы мог возвести сам себе пьедестал,

Я бы мог, но не стал, но не стал, но не стал,

Я не стал экономить, я много богаче,

Я не стал, как хотели, я выбрал иначе,

Я не стал повторять, я другим быть не мог,

Я ищу, я ищу, я ищу тебя, Бог.

* * *

От знания рождается тревога.

В любой иконе нет ни грамма Бога.

Когда и где закончится дорога?

Давным-давно уже не важно мне.

* * *

Не любить меня нету причин.

Ты пойми это снова и снова.

Я — один из немногих мужчин,

Обошедших во всём Казанову.

Не любить меня нету причин.

И любая здесь логика странна.

Я — один из немногих мужчин,

Обошедших во всём Дон Гуана.

Не любить меня нету причин.

В доказательство — чудо любое.

Я — один из немногих мужчин,

Или многих, сраженных тобою

Наповал страстным взглядом в ночи,

Где фламенко и где кастаньеты.

О, Кармен, вот от сердца ключи.

Забери на прощание это.

Не любить меня нету причин.

* * *

К Паганини попавшая в руки

Скрипка в небе божественно плачет.

Поздней ночью всё как-то иначе:

Ощущения, чувственность, звуки…

Есть волнение. Вовсе нет страха.

Небо нынче особенно звездно.

Возвращаться домой уже поздно.

Вижу средь композиторов Баха,

Он над миром, он очень духовен,

Его месса органу — плацебо.

Я смотрю, как, впитав в себя небо,

Пишет музыку Людвиг Бетховен.

Юный Моцарт играет с улыбкой

«Марш турецкий» всю ночь до рассвета.

Жаль, что быстро кончается это.

Жаль, что ручка, не ставшая скрипкой,

Не способна озвучить бумагу.

* * *

Мы пьем, едим, спим вместе и раздельно.

Мы все больны, притом больны смертельно.

Фатально, неизбежно… Где-то рядом

Гуляет смерть с косой в руках и с ядом.

Мы пьем, едим, мы ходим на работу.

Мы доверяем жизни самолетам,

Машинам, поездам и пароходам.

Находим и теряем год за годом

Чужих, своих… Любя и не любя.

Мы мучаем и радуем себя.

То торопясь спешить, то не спеша.

Но только этим жизнь и хороша,

Что, зная то, что мы больны смертельно,

Мы пьем, едим, спим вместе и раздельно.

* * *

Ты так долго в мой рай не звонила,

Что подумал я — ты изменила

Своей старой привычке быть рядом.

Ты так долго в мой мир не стучала,

Что подумал я — ты не скучала,

Находясь где-то в новом Эдеме.

Ты так долго со мною в разлуке,

Что амуры сломали все луки.

Я вернул им их ржавые стрелы.

* * *

Когда ветрам откроется душа,

Тогда и бури станут столь желанны,

Что острая печаль карандаша

На стенах рисовать захочет страны.

Что даже море рвущий ураган

Не станет для души моей помехой.

А карандаш, графитный хулиган,

Предупредит на парусе прореху,

Тогда ветрам откроется душа.

* * *

В такую ночь — грех зажигать свечу.

Подобно ослепленному случайно,

Я завязать глаза себе хочу,

Пусть явное на время станет тайным.

И ты глаза свои не открывай.

В такую ночь луна ушла за тучи.

Ну, не стесняйся, милая, давай,

Шепни, каков он, страсть родивший лучик,

Но обещай глаза не открывать

До той поры, пока я не прозрею.

Пока не станет алтарем кровать.

Пока не вздернет утро ночь на рею.

Пока не скажешь: «Я тебя хочу,

Ты осветлил мне все земные краски».

А я отвечу: «Выбрось прочь свечу,

Тебя и так я вижу без повязки».

ПИСЬМО ЗАМУЖНЕЙ ДАМЕ

Мне всё кажется — тесно словам

В моих мыслях и пламенных строках.

О, мадам, я пишу это Вам,

Потому что сейчас одиноко.

Что Ваш муж? Он наелся и спит.

Ему завтра чуть свет на работу.

Всё спешит и от спешки храпит,

В спешке трудно подхрапывать в ноту.

Я пишу Вам простые слова

О желании — завтра к обеду,

Можно я протрезвею едва

И на часик буквально заеду?

Я с порога не брошу цветы.

Это глупо — сорить компроматом.

Без прелюдий давайте на «ты».

Без прелюдий, но с полным развратом.

Мне всё кажется — тесно словам

В моих мыслях и пламенных строках.

О, мадам, я пишу это Вам,

Потому что и Вам одиноко.

* * *

Нет, это не истерика,

И даже не весна.

Барачная Америка

Мне на фиг не нужна.

Пью «Шардоне» бокалами

И кубками «Шабли»,

Живя между вокзалами

Одной большой земли.

Вдыхаю запах клевера,

За всякий труд берусь,

Храню «Камю» для севера,

На юг везу «Петрусь».

Засыпан телеграммами

Мой вдохновенный путь.

Я очень вежлив с дамами,

Приняв «Моёт» на грудь.

С абсентом небо ясное,

А с пивом ерш хорош.

То белое, то красное,

Какого не найдешь

Ты в гребаной Америке,

Где колы завались.

Скажу вам без истерики:

Да в рот она еб...сь,

С рекламами, обамами и прочей ерундой.

* * *

В моей любви не много совершенства,

Но я любить иначе не могу.

Бегу к себе и от себя бегу.

Едва вкусив запретного блаженства,

Спешу зарыться с головой в снегу.

Любые отношенья к многоточью

Свожу, и сам опять схожу с ума,

Мне нравится морозная зима,

Но, просыпаясь полнолунной ночью,

Надеюсь, может позвонит сама…

* * *

Мой мир перекроен

Калибром ствола,

Ведь я был настроен,

А ты не дала.

Ну, разве не сука?

Я искренне зол.

Впредь будет наука

Не ставить на стол

Все козыри разом.

Все мысли ребром.

В такую заразу

Не тыкнешь пером.

Страсть к этому блуду

Печально мила.

Тебя я забуду,

Раз ты не дала.

* * *

Хочешь, в качестве трофея

Привезу тебе шалфея?

Здесь в горах такие травы,

Что другие все — отравы.

Хочешь, я без пропаганды

Привезу тебе лаванды?

Моль от силы аромата

Сгинет тут же без возврата.

Хочешь, привезу я меда

Горно-травяной породы?

Позабудешь про простуду —

Здешний мед подобен чуду.

Что? Не веришь чудесам?

Ну тогда приеду сам

И своим иммунитетом

Фору дам любым поэтам,

Проживя до сотни лет

Без дуэлей и без бед.

* * *

Это небо так звездно.

Ты в нем не одна.

Мне с тобой уже поздно.

Пусть капля вина,

Не пролитая нами,

Станет чашей вины,

Станет буйным цунами —

Встряски морю нужны.

Ухожу от теченья,

Увожу корабли.

В небе много свеченья,

Солнце видно с земли.

Я не знаю печали,

Я храню в себе грусть.

А свеча на причале

Догорает. И пусть

Мы не встретимся снова,

Сохнет каплей вина.

Знаю, будет хреново.

Только ты не одна.

* * *

Верю, Бог мне простит,

Даже если умру.

Знаю, время вмастит

Дураку поутру.

И, не чувствуя боль,

Стану снова собой.

Это лучшая роль,

К ней готов не любой.

И никто не пройдет

Мне открытых дорог.

Знаю, время дает.

Верю, даст мне и Бог.

Вот такая вот жизнь.

* * *

Я собой дорожу и тобой дорожу.

И стихами кружу. И на небе сижу.

И на землю гляжу, и себя не сужу,

И тебя не сужу. Я мечтой дорожу.

И когда я проснусь, я к тебе повернусь.

Я тебе улыбнусь. Я в реальность вернусь.

* * *

Иных уж нет, а хочется чуток

Поговорить, поспорить, помолчать.

И ностальгией в сердце — русский рок.

И на воротах в прошлое — печать,

Поставленная кем-то второпях.

Вход воспрещен, каким святым ни будь.

И псы сидят повсюду на цепях.

И часовой на вышке метит в грудь.

Стреляй, паскуда, я еще живой.

А он? Кто он? Обычный человек,

Он никогда не знал передовой,

Он никогда не видел райский снег.

Ему Иудой быть не суждено,

Его не гложет ностальгией рок.

Стою, смотрю забавное кино

О том, как часовой насквозь продрог.

Иных уж нет… Не будет и меня.