НЕГЛИЖЕ ( 15—18 декабря 2009 )

* * *

Я за тело твое заплачý,

Округлив общий счет до минутки.

А не странно ль тебе, что хочу

Самой низкой любви проститутки?

Что не лезу за словом в карман

И в душе твоей не ковыряюсь?..

Это — опыт. Подобный обман

Дорог тем, что я не притворяюсь.

* * *

Мне не нужно проблем… (В этой части

Есть другие, я знаю об этом.)

Подари запредельные страсти,

Напои мою плоть лунным светом.

Знаешь, как это трудно — быть Богом,

Глядя в зеркало в выцветшей раме?

Я не верю делам и тревогам,

Вдруг столкнувшись с иными мирами.

Вот и ты для меня — королева

В обжигающе дерзком наряде.

Обходя тебя справа и слева,

Я читаю желанье во взгляде.

Ты готова шагнуть за пределы

Всех приличий. Предчувствуя это,

Рву одежды, беру твое тело

И хмелею от лунного света.

* * *

Снега нет, есть шальные морозы,

Ноет тело, рассудок губя.

Извини мне житейскую прозу,

Я вернусь, чтобы трахнуть тебя.

Ты пойми, мне тепла не хватает.

Слишком холодно. Слишком не то…

Снег не выпадет и не растает,

Мрачный город запружен авто.

В вечной «пробке» проходят мгновенья

И часы, и столетья. Долбя

В SMS-ки стихи-откровенья,

Я хочу просто трахнуть тебя.

* * *

Вновь Дед Мороз, на колкости мастак,

Закручивал интригами метели,

А ты спросила: «Разве можно так,

Когда все тропы строк ведут к постели?».

Я не ответил, я не знаю сам,

Куда приводят тропы, в самом деле.

А Дед Мороз дарил снега лесам

И городам закручивал метели.

Мы не проснулись вместе поутру,

Не ощутили новых ритмов в теле.

Мне стало ясно: Дед Мороз игру

Закрутит с нежным чувством из метели.

Ему-то что? Он просто старый дед.

Огонь любви в его холодном теле

Давно погас. Он заметает след

На тропах строк, идущих до постели.

* * *

Ты такая наивная… Даже не хочется верить

В то, что было меж нами, и в то, что не будет уже.

Времена заметут вместе с радостью боли потери,

И останется память невестой в одном неглиже.

Будет снова не так, не с тобой, не со мной и не с нами.

Станет кто-то другой и другая придумывать сны.

Обнаженная память укутает голову снами

И останется ждать одиночество вечной весны.

* * *

Бес в ребро и из сердца слова,

Наделенные страстною силой,

На тебя я имею права,

Потому и зову тебя милой.

Ну-ка, девочка, сделай минет,

Расстегнув ненароком ширинку.

Ничего невозможного нет,

Я впишу в свою память картинку,

И стихи, посвящая тебе,

Не отправлю в ночи, как когда-то.

Вдохновенье — луч света в судьбе,

Переполненной всяким развратом.

Только так. Но ты — всё-таки ты,

И на фоне других не развратна.

Что минет? Плотский грех чистоты.

Мне приятно. Мне, правда, приятно.

* * *

Сквозь дерзкий вырез юбки кружева

Дают сигнал невидимый, но тело

Мое горит, и кругом голова,

И каруселью кружатся слова,

И хочется сплошного беспредела.

За декольте — благоуханна грудь,

Соприкасаюсь мысленно с сосками…

Условности граничат с пустяками,

Я всё хочу попробовать руками,

Во мне, подобно пульсу, бьется ртуть.

И выход есть — я закрываю вход,

И по-мужски зверино, но не грубо

Ввожу свой ледокол, чтоб ледоход

Водой ручьев весенних сделал лед,

А ты в ответ меня целуешь в губы.

* * *

Мороз-воевода дозором

Прошел по дорогам, и вскоре

Клаксоны мурлыкали хором,

Штормило машинное море.

Повсюду чернели заносы,

Пугали народ дальним светом,

А ты в «мерседесе» без спроса

Меня ублажала минетом.

По радио пела Земфира

О странных воронах-москвичках,

Все радости нашего мира

К блаженству я свел по привычке.

И вскорости выстрел контрольный

Заставил тебя взять салфетку…

О, как ты смотрелась прикольно,

Моя молодая нимфетка.

Гудели машины с укором,

Из труб дым уныло клубился,

Мороз-воевода дозором

Прошел по дорогам и скрылся.

* * *

Инстинкты во многом природны:

Без самки самцу одиноко.

Все мысли мои благородны,

Но страсть — главный приступ порока.

Целуй меня, нежная сука,

Хочу кобелем быть в натуре.

Со школы любая наука

К физической липнет культуре.

Рычи, оглуши меня воем,

Я должен ослепнуть на время.

Для вечности главные двое:

Ты, я и пролитое семя.

* * *

Засыпаю в надежде проснуться живым и здоровым

И остаться собой в новом завтра, но в той же стране,

Чтоб узнали меня, чтоб за счастье влюбиться по новой

Белоснежные крылья к моей прикрепили спине.

Засыпаю в тиши, усмирив неспокойные реки.

Вот проснусь в океане, на острове утренних грез…

Если что-то не так, я прошу — поднимите мне веки,

Разбудите меня. Я до смерти еще не дорос.

* * *

О, как мне Ваша ветреность знакома…

Без риска жизнь была б, увы, тосклива,

Я знаю, муж Вас ждет весь вечер дома.

А Вы? Что Вы? Вы искренне красивы.

Вуаль скрывает взгляд. Но я без взгляда

Взгляд чувствую призывный — прочь сомненья.

Вам, как и мне, адреналина надо,

Итак, начнем без всякого стесненья.

Мне Ваше «нет» важней всех «да» на свете,

Вам мой напор приятней слов слащавых.

Мадам, ведь мы давным-давно не дети,

Измена мужу — не измена, право.

О, как мне Ваша ветреность знакома…

* * *

Уже много высот назовут моим именем тайно,

И смешной анекдот зарифмуется кем-то случайно,

И припишется мне, ибо я получил это право,

Мое имя в цене среди прочей нетленной оравы.

Уже молча дают стендам книг место в лучших музеях,

Под стихи мои пьют те, кто смотрит, не просто глазея,

Но бесспорный талант — гений слов трудового народа —

Давит, словно гигант на людскую, по сути, природу.

Уже время не так откровенно во всём упрекает.

* * *

Меня упрекают за то, что развратен, но всё же

Меня переделать никто не способен уже.

От слов моих, милая, даже мурашки по коже,

Давай, поскорее предстань предо мной в неглиже.

Я просто мужчина-самец, и животное тоже,

Не нужно ума на освоенном мной рубеже.

От рыка стихов проступают мурашки по коже,

Давай, поскорее предстань предо мной в неглиже.